Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса
Шрифт:
Это был компромисс, своего рода мирный договор: его мать хотела, чтобы сын стал часовщиком, а отец стремился сделать из него ученого, при этом дон Себастьян, писарь, хотел, чтобы сын получил образование не под эгидой Церкви, что, как известно, в те времена было совершенно невозможно. И если верно, что мать все-таки настояла на своем и отдала сына в руки монастырских монахов, то не менее верно и то, что в Виланове-де-Оскос был один весьма просвещенный монах, который в свое время слушал в Овьедо лекции галисийца отца Фейхоо; а позже в этом самом монастыре у него появится одаренный ученик по фамилии Ибаньес, и он станет его наставником, едва только маленький Антонио попадет в путы
Проводя вторую ночь подряд в одиночестве перед своим портретом, Антонио Раймундо Ибаньес Гастон де Исаба Льяно-и-Вальдес тщетно будет искать себя во взгляде; но зато он хорошо знает, что с детства его разрывали на части противоположные силы, которые в конце концов и определили его судьбу: повелитель всего, не владеющий ничем, не повелевающий ничем владелец всего, в зависимости от того, с какой стороны дуют могучие ветры, куда несут они его чувства, кружа в своем вихре, заставляя играть ту противоречивую роль, которую уготовил рок столь выдающемуся персонажу.
В Оскосе он часто будет убегать с занятий, которые наскучат ему дальше некуда. Ребенок, который мог обучать других детей, сидя взаперти в школе в самый разгар весны, не способен оставаться в классе зимой, в тепле пылающих в очаге поленьев, и предпочитает бежать наверх, в горы Бобиа, к высокой вершине, откуда в ясные дни можно разглядеть Ферроль [33] . Он часто убегает туда, но далеко не всегда созерцает море в одиночестве. Оттуда, сверху, можно услышать пушечные залпы, которыми в морской столице приветствуют прибытие кораблей; они приходят издалека, иногда прямо из Америки, тогда это военные суда, на которых плавает немало парней, которых в окрестных селениях ждут матери. Остальные корабли сначала заходят в Кадис, откуда потом товары, доставленные в их трюмах, разойдутся по всей стране.
33
Ферроль — портовый город в галисийской провинции Корунья.
Из-за этих пушечных залпов и тех чувств, что пробуждают они в глубине души, на вершине Бобиа нередко оказывается много женщин. Движимый противоречивыми мотивами, Антонио карабкается туда. Его влекут пушечные залпы или возможность разглядеть корабли — корабли, что проходят через крепость Святого Фелипе, привозя сыновей матерям, которые всегда прекрасно знают, ушли ли они в плавание на шхуне или на бригантине, на фрегате или баркентине [34] , дабы верно служить королю в его Америке.
34
Баркентина — парусное грузовое судно.
Антонио взбирается на пик Бобиа, на этот раз в воспоминаниях, и туда непременно придет за ним его новый друг, молоденький монах, что приставлен к нему с самого приезда в монастырь и помогает во всем, что ему требуется, и даже в том, что вдруг приходит ему в голову без каких-либо посторонних указаний. Старый монах велел ему опекать Антонио, и теперь молодой наставник восхищается способностями своего ученика, а также его волей и решительностью, равно как и характером. Но ему также известно, что тот никогда не посвятит себя религии. И это внушает ему еще большее восхищение и заставляет еще более старательно направлять его.
Уже опять пора спать, а они так и не поужинали. Пока Ибаньес роется в сундуке памяти в поисках
Устав от бесконечного созерцания портрета, Антонио наконец покидает комнату и ищет своего брата по всему дому. Не найдя его, он выходит через кухню на маленькую лужайку с кузней, поворачивает направо, спускается по короткому, но довольно крутому склону и подходит к соседнему дому, сделав таким образом небольшой и ненужный крюк, сам не понимая толком зачем. Ведь он мог бы пройти через левую дверь дома. Но так ему захотелось. Люди, прибывшие с ним из Серво, были на несколько часов освобождены от своих обязанностей, чтобы сходить в Санталью поиграть в кегли и выпить вина в таверне; ведь все уверены, что никто не сможет появиться здесь в поисках беглеца, не будучи замеченным, и намерения, которые могут таить в себе опасность для Антонио, будут тут же пресечены. Все погружено в тишину. Уже наступил час заката, и Антонио чувствует голод. Ведь кроме того, что им удалось вкусить между ответами и комментариями священника в Каса-Нова, он сегодня почти ничего не ел.
Он входит в дом Шосефа и обнаруживает его сидящим на скамье возле очага, тот режет хлеб ножом, который также использует для того, чтобы отрезать несколько ломтей от висящего на крюке копченого окорока.
— Я шел спросить у тебя, будем ли мы ужинать, но уже и так все вижу.
— Я был голоден, — отвечает ему Шосеф, отрезая еще один ломоть ветчины, который Антонио берет и тут же подносит ко рту.
— Поужинаем здесь или у меня? — спрашивает Антонио, не переставая жевать ветчину.
— Мы уже здесь. К тому же у тебя в доме ничего нет.
— Лучше скажи, не ничего, а никого нет, поскольку парни ушли. Но кое-что осталось еще от вчерашней дичи.
— Мы уже здесь, — настаивает Шосеф, давая понять, что решение уже принято.
Антонио садится на скамью и просит Шосефа опустить доску, которая послужит им столом, в надежде, что им будут прислуживать девушки. Обе они только что появились из соседней комнаты, как будто прислушивались к беседе мужчин, и, когда одна из них уже подходит обслужить их, Шосефу кажется, будто он угадывает огонек желания в глазах своего родственника, и с этого мига он будет внимательно следить за каждым его движением и взглядом, чтобы понять, куда он направлен в каждое мгновение.
Ужин закончен, и Шосеф уже прекрасно знает, какая из двух девушек является предметом вожделения Антонио Ибаньеса; он делает ей жест, который та незамедлительно понимает. Прощаясь с братом на ночь, Шосеф уверен, что он никоим образом не толкает его к разврату, но в то же время не сомневается, что назавтра тот встанет с постели в гораздо меньшем напряжении, чем накануне.
Поднявшись в комнату, Антонио видит девушку, уже поджидающую его в постели. Свет свечи позволяет ей в изумлении созерцать величественный портрет того, кто, как она предполагает, сейчас накроет ее своим телом, которое окажется вовсе не властным, а, напротив, исполненным нежности, ибо мужские сердца — это бездонная пропасть, где подчас все залито светом, а иногда погружено во тьму, и она умеет или думает, что умеет читать в них, а уж в сердце Антонио Раймундо Ибаньеса наверняка.