Синий конверт

Шприц Игорь

Все искренне посмеялись шутке. Собственно говоря, смеялись двое — сам Берг и хозяин кабинета. Амалия лишь криво улыбалась и судорожно вытирала палец о носовой платок. Листок был уложен в конверт и приобщен к уликам.

После такой удачной авторитетной лекции Берг стал прощаться, но не тут-то было: его заставили продемонстрировать наган в деле. Все оделись и вышли в автомобильный сарай. Берг поставил в угол сарая бутылку и первым же выстрелом превратил ее в стеклянное крошево. Амалия запрыгала на месте от восторга и потребовала наган себе.

Счастливый Берг прижался к новоявленной амазонке, полностью контролируя процесс прицеливания

совмещением своей щеки со щекой Амалии. От девушки невинно пахло земляничным мылом и мятными лепешечками. Наган в трех руках (двух Амалии и одной Берга) чувствовал себя очень уверенно. Вначале прицелились в канистру с бензином, потом в банку из-под машинного масла. Остановились на пустой жестянке размером с папашину голову.

Спуск у нагана был довольно тугой, поэтому пальцы сплелись достаточно прочно. Грохот выстрела в пустом сарае прозвучал оглушительным заключительным аккордом. Жестянка, как и Берг, была поражена в самое сердце.

Адольф Францевич Шпорледер ликовал, глядя на такую ладную парочку. Слеза выкатилась на его пухлую щечку и сорвалась: грянул второй выстрел. Это молодые совместными усилиями выстрелили по крысе, выглянувшей посмотреть, кто тут шумит. Убедившись в отсутствии котов, крыса деловито побежала с визитом в соседнюю нору, чем вызвала третий и последний выстрел вдогон. По движущейся мишени молодым надо было еще тренироваться и тренироваться…

Утомленного внезапно нахлынувшими страстями Берга усадили в «даймлер», нагрузили корзиночкой с остатками завтрака и пожеланиями прибыть к ним с визитом в любое время дня и ночи, несмотря ни на какие отговорки и успехи в деле расследования причин пожара.

Покачиваясь на мягких кожаных подушках мощного «даймлера», Иван Карлович блаженно жмурил глаза, чтобы еще и еще раз вызвать в своей памяти милые черты. Но, честно говоря, кроме больших рыбьих глазок, ничего из памяти вытянуть не удалось. Тогда он уткнулся носом в свою перчатку и стал жадно вдыхать удивительно устойчивый аромат земляничного мыла. Берг был счастлив: наконец-то его посетила ответная любовь.

* * *

Мария Николаевна Балмашева, семеня рядом с сыном по Невскому проспекту, радостно ощущала, какой красивой семейной парой смотрятся они оба — еще молодая мать и уже взрослый сын. Она вчера провела Степана по хорошим недорогим лавкам и одела с ног до головы, чтобы мальчику не было стыдно среди щеголеватых петербургских студентов.

Степа рос тихим и молчаливым ребенком, под стать молчаливой архангелогородской природе. Отец Степана, Валериан Балмашев, потомственный дворянин, с юношеских лет страдал за долю народную, испытав все тяготы неразделенной народной любви.

Народ-богоборец, народ-страстотерпец, народ-исполин почему-то не хотел пробуждаться и идти вперед к светлой новой жизни. То есть он хотел, и даже очень, но что-то ему все время мешало.

К примеру, на Афанасия-ломоноса надобно всех ведьм из села повыгонять, а разве трезвым супротив ведьмы устоишь? Вот мужики и набираются храбрости по трактирам, а потом каждый свою ведьму шугает, да недошугивает, так что поутру опохмеляться приходится…

Только Афанасий-ломонос пройдет, как Ефрем Сирин на пороге, надо домового закармливать, каши ему на загнетке подкидывать. А где кашка, там и Малашка, снова сыр-бор-пир горой пошел.

Вот с грехом пополам прошло Сретенье. Наступает день святого Вукола. Тут и ежу ясно, что коровы пошли телиться, некогда господ слушать, всем хочется творожок

кушать. А как святой Касьян — так три четверга праздновать обычай велит: на седмицкой, на масленой и на святой.

Герасим Грачевник пригонит грачей — новые лапти надо надевать и кикимору выживать. А чтобы кикимора не сердилась, надо вслед ей на ход ноги три чарочки с поклоном внутрь закинуть. Трудно мужику, особливо богобоязненному.

На Егорьев день ласточки прилетают, время запахивать пашню и начинать ранний яровой посев. Тут уже не до господских сказок про столетнее рабство — сами только что из крепостных вышли. Опять же царская власть, она от Бога! А ежели на Бога положишься, так и не обложишься.

Несколько раз крестьяне от избытка чувств били агитаторов до бесчувствия — русский народ уж ежели что задумает, так отвесит сполна, — но потом милосердно отливали водой, просили прощения, связывали и посылали нарочного в полицию. Дескать, смутьяны обезврежены, приезжайте за ними и привозите послабление в поборах.

Вследствие всего этого Валериан Балмашев пришел к смутной догадке: освобождение крестьян от векового засилья помещиков-узурпаторов необходимо проводить через посредников, способных ответить зарвавшемуся неблагодарному кулаку насилием на насилие. Таковыми посредниками после недолгого размышления и знакомства с работами Карла Маркса были признаны безземельные одинокие бобыли, ушедшие искать счастья в город и нашедшие его там на фабриках и заводах.

Вот с такими отцовскими мыслями Степан Балмашев и попал в университет, где обостренное врожденное чувство справедливости сразу выставило его в первую линию борцов за студенческую свободу. За это министр просвещения Боголепов отдал Степу в солдаты (на шесть месяцев в благословенную Вологду), откуда Степа вышел совершенно разъяренным.

ДОСЬЕ. БАЛМАШЕВ СТЕПАН ВАЛЕРИАНОВИЧ

1882 года рождения. Из потомственных дворян Архангельской губернии, сын политического ссыльного, народника-семидесятника. Бывший студент Казанского и Киевского университетов, участник студенческого движения, один из 183 студентов, исключенных в 1900 году из университета за участие в массовых беспорядках и отданных по высочайшему повелению в солдаты. Воззрения колеблются между социал-демократами и эсерами.

От Степиной мести Боголепова спасло лишь то, что такой же недоучившийся студент Карпович на историческое мгновение опередил Степу, выстрелил в министра два раза и благополучно отправил его в мир иной, откуда Боголепов с любопытством стал наблюдать за дальнейшим развитием земных событий.

Вообще следует заметить, что недоучившиеся студенты в массе своей много более революционны, нежели студенты, благополучно закончившие курс. Комплекс неполноценности в сравнении с преподавателями и высокий уровень адреналина в крови не позволяет недоучке трезво оценивать реальную действительность и ввергает его и окружающую среду в массу неприятностей, чреватых быстрыми радикальными действиями по немедленному переустройству мира. Обычно такое переустройство заканчивается потоками крови.

Возможно, корни этого кровавого явления следует искать в оторванности молодых людей от родительского дома, где папенькин ремень до поры до времени сдерживал свободолюбивые устремления чад. Но избавившись от позорной зависимости, юные страдальцы впадали в ересь и не могли более усердно грызть гранит науки.