Синий конверт
Шрифт:
У большого города много соблазнов: вино, табак, женщины, мужчины… Полная свобода — тоже большой соблазн. И если на пути перед тобой обозначилась развилка, то у кого поднимется рука осудить молодую душу, выбирающую более славный путь освобождения народа? Тем более что на этом пути не надо изучать математический аппарат дифференциального исчисления, начертательную геометрию или вызубривать наизусть все мелкие косточки никому не нужного и весьма несовершенного человеческого скелета.
Гораздо проще выучить три слова — «свобода, равенство, братство» — и с помощью этой волшебной формулы, созвучной «крекс-фекс-пекс», переставляя слова в разной
Мария Николаевна, на себе испытав все прелести революционного способа семейной жизни, мягко и настойчиво отговаривала Степана от опрометчивых шагов. Даже попыталась оженить его, справедливо полагая, что брачные радости по силе воздействия на неокрепший ум превосходят все труды народников и марксистов, вместе взятые.
Была найдена невеста благородного дворянского происхождения, девушка крепкая телом и душой, при виде Степана зардевшаяся до корней волос. Все-таки Степан был очень хорош собой: стройный, изящный, с большими красивыми глазами. На любом митинге — будь то в честь освобождения страждущих пекарей Лотарингии или проливающих кровавый пот добытчиков кедровых орешков в Акатуйской тайге — Степан твердо стоял в первом ряду, вызывая одним лишь своим видом восхищение митингующих. У него была большая, как говорится, харизма. Он это чувствовал и гордился ею.
Однако свидания не привели к желаемому результату. Степа переговорил голос жаждущей плоти, и девушка согласилась лишить жизни угнетателя всей Архангельской губернии, невыносимого исправника Павла Васильевича Федулова.
Перевербованная всего за два свидания, оная девица, вооружившись Степиным благословением и кортиком младшего брата, вошла в кабинет Федулова, приняла предложение сесть, а потом, при совершенно благовоспитанном поведении самого Федулова, внезапно покраснев до корней волос (видимо, в дворянской семье это был врожденный рефлекс), с криком «Смерть тирану!» попыталась лишить тирана основ жизни.
Зная Федулова не понаслышке, никто из губернских судей всерьез намерение девицы не воспринял. Федулов как раз в это время был в полном расцвете душевных и физических сил. Восемь пудов полицейского мяса вкупе с тремя без малого аршинами роста не оставляли революционной девице ни малейшего шанса.
Происшествие списали на временное умопомешательство подследственной, вызванное острой формой влюбленности в вышеуказанного Федулова. Девицу поместили в швейцарскую лечебницу, подальше от дурного влияния Степана, где она спустя непродолжительное время благополучно вышла замуж за швейцарца немецкого происхождения и сразу понесла. Дальнейшая судьба этой женщины пропадает в тумане времени…
В гостиничном номере Мария Николаевна в последний раз перед отъездом домой попыталась наставить сына на путь истинный:
— Степушка, ты бы поостерегся! Министра вашего убили, так что теперь как не учиться по-хорошему? Я уж и место тебе присмотрела в Министерстве иностранных дел!
Она любовно погладила Степана по щеке и попыталась его обнять.
В Министерстве служил кузен, не стремившийся афишировать свое родство с бунтарями и возмутителями спокойствия. Но по старой дружбе, помня свою первую влюбленность в красавицу Машу, он пообещал
— Мама! — Степан вырвался из материнских рук. — Я уже не мальчик! Ты посмотри, что творится вокруг. Страна рабства! Страна молчания! Миллионы людей влачат полуголодное, животное существование. Превращены в рабочий скот, обезличены. Повергнуты в ужас духовного невежества, суеверий, моральной смерти! В стране гуляет тиф, цинга, эпидемии косят жизни дряхлых стариков, полных сил юношей! Женщин! Неповинных ни в чем малюток!
Степан в сильном возбуждении стал ходить по номеру, подскочил к окну и настежь распахнул его. Номер наполнился свежим воздухом. На крыше дома напротив влачили полуголодное животное существование три ободранных кота. Они покосились на звук открываемого окна, не выказав к Степану никакого интереса.
Возле трубы нежилась на солнце прелестная, чистенькая домашняя кошечка, всеми правдами и неправдами ускользнувшая из дому, дабы утолить неумолимый инстинкт размножения. Коты угрюмо дожидались ее милости. Сейчас же она, щуря глазки, блаженно решала, кому из троих блохастых голодранцев отдать предпочтение.
Мария Николаевна печально вздохнула. Дома ее тоже ждали кошки, занавески, уют и тихая размеренная провинциальная жизнь, полная милых мелочей.
— А правящая клика? Купается в слезах и крови своих несчастных жертв! На малейшие проблески протеста отвечает свирепой жестокостью, наглым издевательством! Я нравственно обязан быть с народом! Защитить его от таких зверей в облике человечьем, как Сипягин, Клейгельс, Победоносцев!
ДОСЬЕ. КЛЕЙГЕЛЬС НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ
Генерал-адъютант, с 1895 года петербургский градоначальник. Известен своим непримиримым отношением к революционным выступлениям петербургского студенчества.
По невидимому знаку, поданному пестренькой дамочкой, ничем не выделяющийся из троицы серый с рваными ушами кот подошел к кошечке и аккуратно прихватил ее за загривок. Два других кота от обиды хрипло мяукнули, но счастливая парочка, предавшись разврату, уже более не обращала ни на что никакого внимания.
Мария Николаевна отошла от окна и печально взглянула на сына.
— Но ведь сказано в Писании: «Не убий!» Ты же не станешь убивать? Дай мне слово. Поклянись!
На лице Степана явственно читались внутренние муки. Он обожал свою ласковую мать, но уже вырос из детских штанишек и не мог врать даже ради ее спокойствия. Однако же переломил себя и соврал:
— Клянусь…
Лицо Марии Николаевны просветлело, и на душе стало покойно. Ее Степишек никогда ей не врал.
— Я верю тебе! Проводи до вокзала! Я собрала вещи.
И, прикрыв глаза, чтобы не видеть кошачью свадьбу, она радостно перекрестилась на Казанский собор, своим ребристым куполом закрывавший половину неба в окне. На вершине купола строго вырисовывался в голубом небе крест.
Ночь, впервые проведенная с мужчиной, пусть и котом, оказалась неожиданно блаженной. Несколько раз Лейда Карловна просыпалась, приподымала с подушки голову в чепце и тут же слышала невдалеке равномерное урчанье. Она протягивала руку, нащупывала теплую шерсть, гладила ее, отчего по руке несколько раз благодарно проходился шершавый и влажный кошачий язычок.