Синтраж. Том 1

Гарсиа Икиру Сет

Тело пульсирует с ощущением силы и здоровья, только раны на общем фоне чувств выделяются болезненной резкостью. Ума снимал пределы, установленные разумом, чувствуя, как пульсация усиливается, даруя новые и новые волны наслаждения. Пульсация сливается в единый поток здоровья, счастья и силы. Монах выбирает третье и, открыв глаза, становится воплощением силы. Потому что так надо. Потому что звучит сигнал.

А напротив уже стоит человек с копьём. Вероятно, тоже посетитель больницы, удачно встретивший другого участника.

Ума заговорил первый:

— Ты взял с собой в больницу копьё. Это вообще разрешено? О времена…

Копейщик явно не разделяет желания юноши поговорить. Потому что

прыгает, позволяя своему оружию ударить без предупреждения…

***

Медицинский сектор станции опустел. Больница превратилась в место, избегаемое большинством участников и наблюдателей: она стала целью разрушительной силы, готовой сокрушить любую преграду на своём пути. Три человека в костюмах S ранга неуклонно приближались к месту назначения. Три чёрных тени неслись по станции, не обращая внимания на кого-либо кроме выбранной ими жертвы. Жертвы, что возомнила себя хищником.

В то же время одни из немногих, кто осмелился рискнуть и остаться — компания из девяти человек, что после лёгкого перекуса направилась непосредственно к зданию больницы.

И лишь один наблюдатель подмечал всё происходящее в этом секторе станции. Невысокий рыжеволосый мужчина — один из судей турнира «Ню Нова» — считавший своей прямой обязанностью увидеть воочию всё, что приготовит для него этот отбор. Но даже он не знал, что в одном из вип-номеровстанции за происходящим наблюдает человек в белом костюме…

***

Отбросив уже ненужный браслет поверженного участника, юноша садится, скрестив ноги, и пытается вернуться в состояние до отборочного сигнала.

Вдох — тело окутывает спокойствие. Выдох — болезненная пульсация ослабевает. Вдох — приятное покалывание вызывает улыбку. Выдох — покалывания сливаются в единый, всеохватывающий комок энергии. Ума спешит, но так надо. Шаги близко, почти бесшумные шаги уже в трёх секундах от начала боя. И не важно, что никто не увидит того, на что способно молодое воображение, главное — чтобы никто не почувствовал его результат.

Сидящий открывает глаза и видит всю ту же неизменную картину: всевозможные виды стульев вдоль стен, просторная зала и множество редко используемых информационных панелей. Шаги не спешат явить своего хозяина, а значит: кто-то уже здесь, скрывается в напряжённой тишине вестибюля.

Ума перекатом срывается с сидячего положения, позволяя иглам просвистеть мимо, хватает лежащее копьё и, изогнувшись в прыжке, посылает его в бесконечно долгий полёт. Стрелявший, уклоняясь от пики, вынужден выйти из тени. Навскидку стреляет в ответ — стреляет в пустоту. «Невозможно!» — проноситься у него в голове, когда руку охватывает боль, и тело взлетает в воздух. «Он бежал почти с той же скоростью, что и брошенное копьё», — теряя сознание, осознаёт стрелок.

«Охотники за головами, — решает Ума, когда его окружают трое участников, — и они решили попытать счастья в турнире». Справа — усатый, слева — низкий, сзади — толстый. Усатый стреляет — монах уклоняется, скользя к низкому. Низкий, в свою очередь, кидает волновую гранату — Ума прыгает, избегая парализующего излучения. Толстый поднимает руку — из рукава вылетает виброхлыст, ударяя юношу по пояснице. Разряд заставляет изогнуться ещё в полёте и рухнуть в конвульсиях на пол. Низкий в два прыжка приближается к юноше, выхватывая из-за спины две электродубинки. В желании окончательно лишить поверженного чувств, бьёт одновременно по шее и пояснице. Извернувшись, Ума умудряется уклониться и ударить по ногам и животу, валя противника на пол. Усатый стреляет — иглы врезаются монаху в грудь. Безрезультатно. Ума летит к стрелку, игнорируя выстрелы: иглы отскакивают, сталкиваясь с жёсткостью мышечного

каркаса. Взгляд стрелявшего вспыхивает, излучая панику. Виброхлыст, повинуясь эманациям толстого, обвивает ногу монаха, и пальцы юноши смыкаются, не дотянувшись до горла усача. Ума падает, извиваясь от подобной кипению боли.

Толстый осторожно подходит, постепенно увеличивая разряд. Юноша, с трудом сдерживая вопли, скребёт пальцами пол. Толстый слегка взмахивает рукой, и хлыст выгибается, охватывая шею жертвы новой петлёй. Монах запрокидывает голову, и охотники видят, что не вопль, а смех вырывается наружу. Последнее, что запомнил толстый перед тем, как кулак с хрустом расплющил ему лицо — улыбка безумца, радость на лице приближающейся опасности.

«Сколько времени учитель держал меня под напряжением? Сколько тренировок подобных пыткам я перенёс? Сколько времени понадобилось, чтобы увеличить мощность разряда до приемлемого? Не сосчитать, а всё равно больно. Боль не уходит… к этому можно только привыкнуть».

Ума вырывает виброхлыст из пухлых пальцев обладателя расквашенного лица, а двое оставшихся кружат, уже понимая всю тяжесть сложившейся ситуации.

— Разминка окончена. — Говорит монах, скручивая бич. — Бегите от…

Ума не успевает договорить: в вестибюль врывается смерть. Три тени — три человека в чёрных как смоль костюмах. Месть пропитала воздух. Усатый успевает выстрелить дважды, прежде чем втрое усиленный удар ломает ему шею. Низкий занимает защитную стойку, но бронник просто пролетает мимо него, молниеносно взмахнув стилетом — низкий становиться на голову ниже, так и не осознав, что в отражении отполированного пола он видит полёт собственной головы.

— Может, не будем начинать вечеринку без остальных гостей? — Ума само добродушие, особенно на фоне распластанных тел.

Троица замирает. Бар Дьюк смотрит на радар и поворачивается к входу. В проёме появляются девять человек или, точнее, восемь человек и один мутант — Фин Лехц и его команда.

***

Ставки перебивают одна другую. Зрители предвкушают зрелище, а в одиночной комнате отеля с тревогой наблюдает за своим братом Лехц младший. Мутант, бывший наёмник, а ныне неудавшийся участник отбора сидит в кресле с неподвижно зафиксированными руками. Брат Фина смотрит, как команда из девяти человек входит в больничный вестибюль. Младший Лехц видит человека, сломавшему ему руки, также он видит самых опасных противников турнира. Длиннорукий мутант не знает: в большей степени переживает ли он за брата или всё ещё испытывает по отношению к нему гнев. Определиться же с чувствами он не успевает: больница превращается в поле боя…

***

В проёме появляются девять человек или, точнее, восемь человек и один мутант — Фин Лехц и его команда. Кто из них Фин не ясно, пока восьмёрка участников не расступается, пропуская лидера, и скинув свой плащ Лехц проходит к середине холла. Новый хозяин ситуации — композитор, решающий, когда завершить вступление и когда перейти на аллегро.

Шаг — мышцы его начинают идти волнами, будто под кожей гнездуются змеи. Шаг — мускулы раздуваются, воплощая мечты сотен тонкоруких мальчишек. Шаг — правый глаз наливается дочерна красным цветом. Шаг — волокна продолжают движение, охватывают всё тело, закрывая уязвимые части и усиливая конечности. Шаг — сухожилия скрипят, принимая на себя привычные изменения. Шаг — суставы со щёлком выпускают из себя воздух. Шаг — трансформация завершается, и наёмник останавливается в пяти метрах от сцены событий. И его уродство освещает сцену, третьей силой собираясь ворваться на помост. Уродство, привыкшее к отвращению и страху, уродство, что сродни репреображению бабочки обратно в гусеницу.