Синусоида
Шрифт:
Когда хоронили отца, он приезжал (тогда он жил со своей мамой в Москве), съездил в суворовское, встретился с начальником училища, поговорил обо мне.
Не знаю, на сколько этот разговор сказался на моей суворовской судьбе, но училище удалось закончить благополучно.
А Гора стал ученым-физиком и где-то лет через двадцать опубликовал свою теорию вселенского разума, в которой утверждал, что Вселенная - один механизм, и все, буквально все в этом механизме взаимосвязано. В те годы понять эту теорию большинству было не под силу. Сейчас же не знаю о большинстве, но я с этой теорией согласен и, вроде, даже немножко
Вася тоже ученый. Доктор наук. И тоже занят чем-то очень непонятным для меня - теоретическая физика.
Мища всю жизнь был на группе по инвалидности, но работал всю жизнь до пенсии и умер, как и отец, от сердечного приступа.
После смерти отца наши отношения с тётей Ирой стабилизировались. Году к 1954-му я уже понимал, что родней её у меня на свете никого нет.
7 лет она была в курсе моих дел в училище, всё, что случалось у меня там, она принимала близко к сердцу, ни разу не попытавшись напомнить кому-либо, что я для неё, по сути, никакой даже не родственник. А дела мои в училище чаще почему-то оборачивались не в мою пользу. Тем не менее она всегда становилась на мою сторону, то есть оказывалась единственным человеком, понимающим обстоятельства того или иного происшествия, выпадавшего на мою долю.
Через 7 лет, когда училище было закончено, в нашей роте были комиссованы (то есть, признаны негодными к офицерской службе) человек 30 близоруких выпускников. Среди них оказался и я.
Тётя Ира, мать двоих моих братьев, предложила мне остаться с ними и поступать в ВУЗ в Киеве. Я, понимая, что ей будет не по силам тянуть троих, поблагодарил и отказался.
Так я оказался в Донбассе, в Артёмовске, поступил в техучилище и стал буровиком.
Когда женился в неполные 19 лет, тётя Ира дала мне всё, что необходимо из вещей, мебели, посуды, одежды, чтобы я мог обустроить жильё и начать семейную жизнь. С того времени я жил своей жизнью, своей семьёй; наши связи поддерживались на уровне телефонных звонков и встреч в случае моих приездов в Киев. Наши отношения с тётей Ирой длились 60 лет. И прекратились они в связи с её смертью в 2006 году.
Чем дальше, тем больше я ценю этого человека, которая всю себя отдала детям. Другого тепла я не видел, потому часть его, доставшаяся мне, - самое дорогое в моей жизни.
Слева – дедушка Александр Григорьевич Отец Василий Георгиевич
Отец Василий Георгиевич, старший сын Георгий; племянник – приемный сын Славик
Дом, в котором я родился
ГЛАВА II НАШЕ КАДЕТСТВО
Лёша жил в Курской области, в какой-то деревеньке. Жил с мамой, отец погиб на фронте.
В деревне был громкоговоритель, висел на столбе возле сельсовета. Это было единственное средство связи с миром, из этого громкоговорителя он узнал о суворовских училищах и тут же поехал в Киев. Мама с ним ехать не могла, т.к. не имела ни паспорта, ни денег на билет. Поехал он один, без билета, без документов. Нашёл в Киеве Суворовское, сумел попасть на приём к начальнику училища. Тот посоветовал ему закончить четвёртый класс дома и приехать через год с метрикой (так называли в то время свидетельство о рождении), с похоронкой на отца и с табелем успеваемости. И пообещал, что возьмёт его в училище.
Через год Лёша стал суворовцем нашей роты. Дальше
Взрослая жизнь моя началась в Суворовском училище г. Киева, когда на второй день после того, как нас одели в форму, я подрался с товарищем потому что он, будучи покрепче, попытался засунуть меня под парту в классе. В результате драки я оторвал ему погон (святое!), за что и получил свой первый в жизни наряд вне очереди. Так, на уборке ротного туалета я стал взрослым. Потом на протяжении семи лет клеймо нарушителя дисциплины закреплялось за мной всё сильней.
Закончив училище и уходя на гражданку по близорукости, я получил характеристику, которую храню до сих пор. Характеристика исключительная по содержанию и по перечню пороков выпускника. Достаточно сказать, что единственная позитивная фраза в ней, это "физически развит нормально". Позже (лет через двадцать) я получил письмо от автора характеристики. Из этого письма я узнал, что я был одним из немногих, кто был принципиальным и честным с детства, умел отстаивать свою точку зрения, не приспосабливался к сильным и т.п.
Я попытался отразить в своих очерках моменты, которые, на мой взгляд, показывают разницу между нами, кадетами, и нашими сверстниками на гражданке.
Семь лет, проведённых, а вернее, прожитых в Суворовском, - это время, которое рано сделало нас взрослыми. Все развлечения, забавы, шутки, все приключения, выпавшие на возраст 10-18 лет - это то, о чём сейчас рассказывают демобилизованные солдаты, вспоминая армейскую службу. Это годы, давшие нам жизненный опыт, несколько отличный от опыта, приобретенного молодежью на гражданке.
Летом в лагерях марш-броски, дежурство ночью под грибком, когда невмоготу бороться со сном, уборки территории, занятия в поле и прочее, прочее, прочее...
Зимой - те же дневальства, строевая, подготовка к парадам, ночные три полоски паркета, длиной 100 м каждая, которые натираем за провинности, наряды вне очереди... Ну, и конечно, учёба.
Учебная программа суворовских училищ была шире школьной, поэтому наши знания были полней. Общеобразовательные предметы вели преподаватели офицеры-фронтовики, интеллигентные люди, в своё время мобилизованные на войну, не забывающие в любой ситуации то, что перед ними дети. Каждый из них старался вложить в нас лучшие качества: честность, справедливость, чувство дружбы и товарищества, умение подчиняться и командовать. Все эти зёрна взошли в каждом из нас, пусть в разное время и в разной степени. Кроме того, часы самоподготовки под надзором офицеров-воспитателей волей-неволей вынуждали даже лентяев что-то усваивать.
Спорт и физическая подготовка занимали серьёзное место в нашей жизни. Спортивные секции, всесоюзные спартакиады воспитывали настоящих чемпионов по разным видам спорта.
Отношения между ребятами были нормальными. Конечно, все мы разные, но не в значительном. Более прилежные, менее, кто-то поумней, кто-то попроще. Чистюли, аккуратисты, были и грязнули. Но всех нас объединял наш быт, похожие судьбы, образ жизни в стенах училища.
Тем не менее, весь большой коллектив делился на группы: общее увлечение спортом, учебой, склонностью мастерить что-либо, приключениями, любовью к книгам, нелюбовью к дисциплине.