Синяя лилия, лиловая Блу
Шрифт:
Теперь, казалось, произойти могло что угодно.
Взгляд Ронана всё ещё концентрировался на тёмном проходе, его глаза искали Чейнсо и не находили её. Он ухмыльнулся:
— Вы можете остаться, если слишком боитесь.
Гэнси знал Ронана слишком хорошо, чтобы позволить этой колкости задеть себя.
— Я не за себя боюсь, Линч. Сворачивай это.
— Я думаю, оно просто пытается нас запугать, — вполне здраво отметила Блу. — Если бы оно действительно хотело нам навредить, то могло бы это сделать.
Он подумал о клюве Чейнсо, балансирующем так близко
— Адам? — Гэнси обратился в конец цепочки. — Вердикт?
Адам был тих, пока взвешивал варианты. Его лицо в свете фонаря на голове Гэнси казалось странным и изящным. Быстро и без объяснений он потянулся к стенам пещеры. Хоть он и не был нагреженным созданием, сейчас он был одним из созданий Энергетического пузыря, и это было сложно не заметить в том способе, которым его пальцы перебирались по стенам, и в черноте его глаз, когда он ни во что не всматривался.
Блу произнесла:
— Он тоже...
Одержим.
Никто не хотел договаривать.
Ронан поднял палец к губам.
Адам, казалось, слушал стены – кто этот человек, он всё ещё твой друг, что он отдал Энергетическому пузырю, чем он становится, почему ужас вдали от солнца растёт намного сильнее – а затем осторожно сказал:
— Я голосую за то, чтобы идти дальше. Я думаю, устрашение – это побочный эффект, а не намерение. Думаю, Чейнсо хочет нас куда-то заманить.
Итак, они пошли дальше.
Ниже и ниже, по более изогнутому пути, чем в пещере Энергетического пузыря. Тот проход был ясно проложен водой, этот же казался ненатуральным, вырытым, а не сформированным. Впереди каркала Чейнсо. Странный дневной звук слышался из черноты.
— Чейнсо? — грубо позвал Ронан.
— Керах! — пришло в ответ не слишком издалека. Это было специальное имя, данное птицей Ронану.
— Спасибо, Боже, — пробормотала Блу.
Гэнси, двигаясь в начале цепочки, заметил её первым, она цеплялась за уступ каменной стены, царапаясь одной лапкой и немного хлопая крыльями, чтобы удержаться. Она не улетела, когда он приблизился, и, когда протянул к ней одну руку, она перелетела на неё, тяжело приземлившись. Вполоборота он сказал:
— Вот твоя птица, Линч.
Голос Ронана был непонятным.
— А вот твоя гробница, Гэнси.
Он смотрел на что-то позади Гэнси.
Гэнси обернулся. Они стояли у каменной двери. Это могла быть дверь к чему угодно, но нет. Это была высеченная дверь в гробницу – каменный рыцарь в доспехах с руками, скрещенными на груди. Его голова покоилась на двух воронах, ноги – на геральдической лилии. Он держал щит. Щит Глендовера, с тремя воронами.
Но так было неправильно.
Неправильно не потому, что Гэнси ожидал, что гробница Глендовера выглядит по-другому. Неправильно, потому что предполагалось, всё случится не так, не в этот день, когда его глаза болели от недосыпания, снаружи моросил дождь, а эту пещеру они обнаружили только несколько дней назад.
Это должен был быть ключ, а затем ещё один ключ и потом ещё один ключ.
А не тридцать минут прогулки и дверь гробницы, вот как тут.
Но было именно так.
—
— Мы просто... её откроем? — поинтересовалась Блу. Её голос тоже звучал неуверено. Всё работало не так. Это было рассматривание, не поиски.
— Я по этому поводу чувствую себя своеобразно, — собрался Гэнси. — Как будто неправильно, что здесь нет... церемоний.
Будь восторженным.
Гэнси повернулся спиной к двери в гробницу, чтобы остальные подтянулись ближе. Вытащив телефон, он сделал несколько фото. Потом, после паузы, он набрал несколько примечаний по месторасположению.
— Боже, Гэнси, — произнёс Ронан, но это заставило Гэнси почувствовать себя лучше.
Он осторожно коснулся шва вокруг рельефного изображения рыцаря. Камень был холодным, твёрдым, настоящим; его пальцы остались в пыли. Это происходило.
— Не думаю, что она запечатана. Думаю, дверь просто втиснута. Может, рычагом?
Адам пробежался пальцем вдоль края.
— Не сильно. Не очень плотно.
Он подумал о трёх спящих, об одном, которого можно будить, об одном, которому лучше оставаться спящим. Узнали бы они, если бы это был тот, которого нужно оставить в покое? Конечно... потому что задача Моры – не разбудить этого спящего, а здесь нет признаков её присутствия.
Но он не знал. Не было способа узнать.
Всё в этот день было окрашено нерешительностью и неуверенностью.
Внезапно стена рухнула.
В воздухе закружилась пыль, и они отступили, кашляя. Блу ахнула:
— Ронан Линч!
Ронан восстанавливал равновесие посреди медленно оседающего облака; он втолкнул дверь гробницы внутрь.
— Это, — деликатно сообщил он, ни к кому конкретно не обращаясь, — за захват моей птицы.
— Ронан, скажи мне сейчас, должен ли я связать тебя, потому что я это сделаю, — сказал Гэнси. Ронан тут же усмехнулся, но Гэнси указал на него. — Я серьёзно. Это не касается тебя одного. Если это гробница, то кто-то здесь похоронен, и ты окажешь этому человеку уважение. Не. Заставляй. Меня. Просить. Снова. Коли на то пошло, если любой из нас думает, что не может сдержать себя в будущем, я считаю, нам надо развернуться и прийти сюда в другой день, или этот человек ждет снаружи.
Ронан закипал.
— Не надо, Линч, — продолжил Гэнси. — Я занимался этим семь лет, и в первый раз должен буду покинуть место, которое выглядит хуже всего, потому что я здесь был. Не заставляй меня жалеть, что пришел сюда с тобой.
Это, наконец, проникло сквозь сталь сердца Ронана. Он склонил голову.
Они вошли.
Было похоже, будто они попали назад в прошлое.
Вся комната была украшена резьбой и рисунками. Цвета не выцветали на солнце: королевский синий, ягодный пурпурный, румяный кроваво-красный. Резьба разделялась на окна или аркады, ограниченные лилиями, воронами, колоннами или столпами. Святые глядели вниз, бдительно и царственно. Мученики пронзались копьями, были застрелены, сжигались и были одержимы. Вырезанные гончие преследовали зайцев, которые снова преследовали гончих.