Синяя папка. Сережка. Давным давно была война...
Шрифт:
Серёжка развернулся, дал несколько коротких очередей по бегущим вдоль болота фашистам. А вот там они растяжки не ставили, только со стороны чащи. Но тропа вдоль болота была узкая, ее мог держать и один грамотный боец. Немцы залегли и открыли ураганный огонь. Но теперь не они были более страшны ребятам, а те, которые подходили с другой стороны, со стороны чащи Их-то, идущих в лоб, одним автоматом Сашка просто не мог сдержать, несмотря на растяжки. Немцы заметили, откуда ведут огонь партизаны, пристрелялись, пули стали впиваться рядом с Серёжкой,
– Серый! Отходим!
– Нет, те прорвутся. –Серёжка дал очередь по пытавшимся броситься в атаку немцам, заставил их вновь залечь… - А-а-ж…
В ногу повыше колена будто вбили раскалённый гвоздь. Сильно сжал рукой больное место: рука стала мокрой… Нога перестала слушаться, руки стали ватные, в глазах поплыл туман, а бой… будто и не было боя: уши словно перестали слышать.
Сергей очнулся от боли, когда его подносили к самолету. Огромный как медведь, седой партизан, нес его на руках, как маленького ребенка…
«Нога забинтована… А это же Алексеев, тот который «немой», - узнал его Серега.
Рядом был Сашка, увидел, что друг пришел в сознание:
– Всё - нормалёк, Серенький. Мы продержались, смена почти сразу подоспела - вступила в бой, я тебя оттащили, а потом и подмога подоспела. Слышишь, стреляют? Но немцы напирают, аэродром пока держим, а вот тебя приказали в самолёт, на большую землю. Кость, сказали, цела, мясо – нарастет!
– Да меня только чуть зацепило, да я хоть сейчас…
– Ну, что вы возитесь! –пытался перекричать шум моторов пилот. –Быстрее давайте, быстрее!
– Товарищ летчик! Сережку еще возьмите! Еще одного! – закричал Сашка.
Летчик посмотрел на Сережку, немного подумал…
– Всё, последний! Больше не подниму! Не подниму я больше! И так перегруз!
– Сашка, прощай, я тебя никогда не забуду!
– Ты что? Мы встретимся! Хоть через 100 лет! Серый! На – мой галстук, я с ним никогда не расставался!
– Сашка засунул Сережке за пазуху, слегка порванную и прожжённую в нескольких местах искрами костра, красную тряпицу.
– Как ж ты без галстука, знаменосец?
– Ничего, в комсомол скоро! Мы встретимся!
– Сашка махнул рукой и выпрыгнул из самолета. Люк закрылся. Самолет улетел, а над лесом взвилась ракета, сигнал к отходу.
Командир экипажа был недоволен: вылетели, когда уже почти рассвело. Одно спасение - лес вокруг, нет фашистских зениток.
Самолёт, в котором летел Серёжка, был перегружен тяжело ранеными. Сергею стало не по себе от того, что, возможно, он занимает чьё-то место. А тут ещё стрелок – радист дал ему, как маленькому, кусок сахара.
– На, держи, не стесняйся. Сахар – он от потери крови помогает, кровь восстанавливает.
– Спасибо, но я хоть сейчас могу встать, - Серёжка сделал попытку подняться и заскрипел зубами от боли.
– Вот видишь… Ты уж лучше полежи.
– Петро! Не спи! – крикнул из рубки командир
– Летун справа!
Наш стрелок – радист быстро занял позицию в пулеметной башенке, пулемет начал стрелять… Вдруг пулемет словно захлебнулся, замолчал. Из-под колпака вывалился стрелок, его лицо было залито кровью. Пули стали дырявить корпус беззащитного самолёта с противным звуком вскрываемой консервной банки.
– Что стоишь?!! – Серёжку вывел из ступора окрик партизана, у которого не было ног. –К пулемету давай!
Серёжка, скрипя зубами, но быстро и ловко влез под стеклянный колпак пулеметной башенки: часть стекла была забрызгана кровью, ветер выбивал из глаз слезы. Сзади у транспортника "ЛИ" находился странный самолет, совсем не похожий на те, что обычно показывают в фильмах про войну. Да Сережке было плевать, что за самолет, он стрелял в наших, он будет стрелять в него! «ЛИ» резко пошел вниз: пилоты уже не заботились о особо тяжело раненых, они просто хотели, чтоб хоть кто-нибудь уцелел. Фашист, завалившись на крыло, продолжили преследование. Серёжка, как в компьютерной игре, поймал его в перекрестие кольцевого прицела…
– Товарищ майор! Ну давайте возьмем мальчишку к себе воспитанником!
– Кирилов, давай без давайте! Ты что? Кто нам разрешит? Я бы и сам рад, хороший мальчишка, но у нас не детский сад, а боевая часть. Здесь стреляют. И убивают…
Командир «ЛИ» капитан Кирилов облокотился на стол и обхватил голову руками:
– Там тоже стреляли… И убивали. «Дорнье» почти сразу привязался, сперва зашёл в лоб. Он явно нас ждал, не зря же он ночной истребитель… Ивана Стрельникова убили почти сразу…
– Хороший был штурман…
– Сперва отстреливались, и… вдруг тишина. Ну, думаю, кранты! Один шанс – хорошо, что линия фронта рядом, пытаюсь не думать о раненых партизанах, ведь если подпалят, то все сгорят, ухожу резко вниз. И тут вновь наш башенный пулемет заработал! «Дорнье» – как свечка! Сели. Что делать: хвалить Петро или отдавать под трибунал за то, что дал нас расстреливать? Сколько их там, в салоне, живых осталось? Вхожу, а из-под колпака пацан вылезает… Радисту половину головы снесло. Парень мне все и рассказал: «Я, - говорит. – Случайно подбил». А у самого, даже руки не трясутся – случайно завалил «Дорнье», при том, что сам он прыгал на одной ноге! Отличный парень! Может возьмем, а?
– Знаешь, Кирилов, к награде я его представлю, но это всё! Я сказал: всё! И закончим этот разговор!
Две папки.
Два ещё не обстрелянных молоденьких солдата - новобранца, чтоб скоротать время ночного дежурства, делились впечатлениями и страхами о жизни на фронте и о войне. Сначала они перемыли кости всем штабистам, а потом перешли на обсуждение дивизионных разведчиков:
– Петров, а ты знаешь, говорят, что разведчикам дают двойной паёк и ещё дополнительный паёк.