Синяя ворона Лейнсборо. Значит, напарники
Шрифт:
Обстановка, приятные кремовые оттенки мебели, все здесь было бы уютным и милым, если бы не деталь, от которой становилось жутко. По всем стенам были развешаны портреты одной и той же женщины. Картины в рамках, фотокарточки, вырезки из газет. Со всех них на меня смотрело одно и то же лицо. Невысокая брюнетка с изящными чертами и большими грустными глазами. Она была красивой и казалась очень хрупкой, прямо фарфоровая куколка. Местами рядом с ней находился мальчишка со светлыми волосами и хитрыми глазенками. У некоторых вырезок и фотографий оторвали куски.
Вот значит, как выглядит мать
То, что на многочисленных рисунках изображена именно она, не оставляло никаких сомнений. Несмотря на то, что внешность парень унаследовал от отца, с матерью его тоже что-то роднило. И именно сейчас – затаенная, разрывающая на части боль, плещущаяся в глубине глаз.
Кэссиэн отставил бутылку и, подойдя к самому большому портрету, вдруг обернулся ко мне. От хмеля его взгляд остекленел, а на щеках полыхал нездоровый румянец.
– Все-таки любопытство в тебе взыграло, да? Поздравляю, Санви! Ты первая, кто нашел мою тайную комнату.
Я не ответила. Прямо сейчас возникло четкое ощущение, что я нахожусь в одной клетке с раненым зверем – одно лишнее движение, одно неверно сказанное слово и случится что-то очень плохое. Видеть такого Кэса было непривычно, неправильно.
Да что там, неправильным было все вокруг! И красивая комната-склеп, и страдающий парень, и даже я сама, слишком растерянная, чтобы сделать хоть что-то.
Взгляд в очередной раз скользнул по комнате, задержался на валяющемся около стены стуле, а потом прикипел к бутылке. Не оставляя себе времени для сомнений, я быстро шагнула вперед и обхватила ее.
– За вас, – глядя на портрет, я отпила прямо из горлышка.
Обжигающая жидкость заставила меня закашляться, внутренности обожгло огнем, зато хоть руки перестали дрожать.
– Я не имела чести быть представленной Вам лично, так что сделаю это сейчас. Меня зовут Санви, – присев в реверансе, насколько позволял халат, медленно произнесла я.
Затылок буквально горел от взгляда Кэссиэна, должно быть, парень решил, что я сошла с ума, раз принялась беседовать с портретом, но это было всяко лучше, чем позволить ему торчать в склепе одному.
– Знаете, я как раз недавно подумала, что вы вырастили замечательного сына, так что воспользуюсь моментом и скажу это сейчас. В нашу первую встречу он показался мне на редкость нахальным и несносным, но не зря же говорят об обманчивости такого впечатления? Теперь же я с уверенностью могу сказать, что хороших качеств у него гораздо больше, чем плохих. И если бы не ваш сын, эту ночь я коротала бы на улице под проливным дождем.
Больше всего я боялась, что парень посчитает мои действия надругательством над материной памятью и за шкирку выкинет меня в коридор. Только вот, когда я рискнула обернуться, то ощутила лишь боль. Увидела ее в отчаянном, загнанном взгляде, почувствовала в напрягшемся до хруста теле и судорожно стиснутых кулаках.
Сердце болезненно сжалось в груди. Боги, да ведь даже отец не смог довести Кэссиэна до подобного состояния, что же с ним все-таки случилось? Все ведь было так хорошо! Душа разрывалась на части от сочувствия к парню, но задать вопрос ему я не осмеливалась, оставался лишь портрет.
– Меня всегда учили, что говорить
Сначала мой голос испуганно дрожал, даже пара глотков спиртного не смогли полностью унять тревогу, но стоило вспомнить холенное, искаженное презрением лицо Норфлока-старшего, как моего страха как не бывало. На смену ему пришла ярость, обжигающая и кипучая.
Из груди Кэссиэн вырвался то ли рваный смех, то ли судорожный вскрик.
– «Прекрасный сын»? Да если бы этого было достаточно, мы бы сейчас не с картинкой на стене говорили, а с живым человеком!!! Нет, Санви, не говори о том, чего не знаешь. Судишь о моем отце по одному лишь подслушанному разговору. О моей матери – по этим фотографиям. Обо мне – по Отступник знает по чему! Неужели ты так и не уяснила, что не стоит делать поспешных выводов?!
Выдержать взгляд Кэса оказалось тяжело. Если раньше его глаза напоминали угли в костре, то теперь в карих глазах плясало самое настоящее пламя, темное, опасное, сжигающее все на своем пути. Резкий смех ударил по и без того натянутым нервам. В горле окончательно пересохло, я даже бросила взгляд на бутылку, но тут же помотала головой. Нет уж, пусть хоть один из нас будет трезвым.
– Я сужу по тому, что вижу, – в то время, как парень почти кричал, я старалась говорить спокойно, не давая воли лишним эмоциям. – Мне искренне жаль твою мать, да и твой отец наговорил достаточно, чтобы я сделала выводы. Или ты согласен, будто я только и думаю, как бы залезть к тебе в постель и выпросить амнистию для своей семьи?
Говорить такие вещи было почти физически больно, но я знала, что если промолчу сейчас, потом станет непоправимо поздно. Такие узлы следовало рубить сразу, не давая им возможности затянуться петлей на шее.
– А по поводу тебя… В чем я не права?
Я заставила себя смотреть Кэсу в лицо, старательно ловила его взгляд и пыталась передать свою невесть откуда взявшуюся решимость.
Ведь что бы он ни сказал, я была уверена, что не изменю мнения.
В конце концов, пусть парень сделал все, чтобы разрушить мою жизнь, но он же и остался рядом со мной, помогая выстроить что-то новое на оставшихся руинах.
– Да во всем! – почти прорычал он.
Должно быть, в какой-то момент его эмоции окончательно взяли вверх, потому что воздух в комнате погустел, стало тяжело дышать. На лбу выступили капельки пота, взгляд рвано дышащего блондина ударил острым клинком. Кэс шагнул вперед, нависая надо и давя исходящей силой.
Кажется, он хотел, чтобы я испугалась. Чтобы дрогнула, все-таки поддалась эмоциям и позорно сбежала. Оставила его одного, позволив упиваться своими болью и ненавистью. Только вот пугать меня оказалось поздно.