Синяя ворона Лейнсборо. Значит, вражда

Истомина Ольга

А потом услышала, как за окном раздался тоскливый, наполненный болью вой.

***

Лейнсборо прекрасен и отвратителен свой унылой неизменностью. За проведенный здесь год Кэссиэн успел полюбить и возненавидеть его. Тут ничего не менялось, ничего не происходило. Парня окружали одни и те же лица, все говорили об одном и том же, дни шли за днями, абсолютно точно повторяя друг за другом. Они будто застряли вне времени. Только газеты да случайные путники свежим ветерком могли развеять скуку. Немного.

Порой Кэсу казалось, что он единственный нарушитель сонной незыблемости, охватившей позабытый в глуши город. Отчасти это

было правдой. Лишь ему хватало не только дерзости, но и фантазии, чтобы расшевелить ленивых мух-лейнсборовцев. Чего только стоила статуя у школы. Скучная после вычурных столичных работ, она будто кричала Кэссиэну: «Разукрась меня! Запятнай длинную мантию, напиши пару-тройку неприличных слов, подари характер, а то я так и заплесневею здесь». И он ночами приходил к мужчине-магу, Д’Аркариону Лейнсборовскому, прославившемся во время войны, которую все уже позабыли за давностью лет. Школьники пришли восторг, учителя были в шоке. Естественно, статую оперативно отмыли. Но Кэс был упорен, потому каждое утро славный герой прошлого обнаруживался разукрашенный и с новыми неприличными словами на пьедестале. Скоро к эдакому бунту против скуки присоединились и другие школьники, а когда их с Кэссиэном застукал директор, то он просто махнул рукой – связываться с Норфолком-младшим никто не хотел.

Так и повелось: старшее поколение не любило Николаса-Кэссиэна Норфолка, зато молодежь обожала и боялась, любила и ненавидела. Они тянулись к нему, как мотыльки к огню. Все понимали, что пламя это смертельно, но остановиться не могли, ведь он был единственным светом во тьме провинциальной глуши.

Какое-то время такой порядок вещей его устраивал. Выброшенный из отчего дома, Кэс отыгрывался на лейнсборовцах, выплескивал на них все, что много, слишком много лет копилось в душе. Его одноклассников очаровали его злоба и тьма, они просто не понимали, не хотели видеть ничего дальше привычных и понятных им вещей. Распутство и разгулье, свобода и безбашенность – это то, чего они отчаянно желали, неотделимые от богатства и власти вещи. И Кэссиэн стал живым воплощением их грез.

Только роль эта уже поднадоела. Впрочем, такова участь любого дворянина – быть вдохновителем и правителем чужих сердец, быть тем, кто поведет за собой людей.

Пускай и на самое дно.

В Лейнсборо ничего не происходит. В Лейнсборо ничего не меняется. Потому, увидев совершенно чуждую ему девушку, в дорогих туфлях, красивом платье и с лазурью волос, Кэс даже не пытался сдержать порыв пошутить. Пусть у занесенной буйными ветрами в эту дыру леди останутся об их городке яркие воспоминания. Она же тут проездом и завтра наверняка забудет об этой остановке. Но он, Кэссиэн, предводитель местной молодежи, не допустит подобного!..

В итоге он обзавелся шишкой и получил пощечину. Зато урвал поцелуй. Первый – в этом Кэс не сомневался. Так даже веселее. Уж теперь-то эта красотка Лейнсборо будет помнить всю-ю-ю жизнь…

А он проторчит в Лейнсборо целую вечность. Выброшенный волчьей стаей неудобный щенок…. Как же его это все доконало. Как опостылел мрачный особняк, в котором он жил, старая школа, в которую приходилось наведываться, чтобы у директора не было повода лишний раз напоминать отцу о существовании старшего сына. Он видеть уже не мог высокие и сырые коридоры. Надоела его девушка, надоели якобы лучшие друзья. Невероятно наскучило быть единственным и неповторимым ведущим представлений, которые развлекают влачащих свое существование лейнсборовцев, и знать наперед, чем все закончится. Вот сейчас он с ноги откроет дверь, Нортом подожмет губы, невозможностью отчитать безалаберного ученика. Товарищи будут приветствовать улыбками и одобрительными шепотками, девушки искать его взгляда, Хедера жестом предложит сесть рядом и многозначительно улыбнется.

В

Лейнсборо все как обычно…

Только леди с лазурными волосами восседала позади класса и усмехнулась в ответ на его внимательный взгляд.

Неужели что-то изменилось?

Новенькая была полна сюрпризов. Как семью Вердкурт занесло из столицы сюда, оставалось только догадываться. Просто так оттуда не уезжали. Тем более в такие тихие и серые города.

Как бы там ни было, лапуля оказалась хорошо выдрессированной леди и держала лицо очень недурно. Особенно для человека, чья размеренная жизнь должна была конкретно так порушиться из-за внезапного переезда. Родители наверняка ею гордятся, холят и лелеют. Вон, даже позволили выкрасить волосы в синий цвет. Впрочем, если это последний писк моды, то ей как раз полагалось быть примерной последовательницей самых странных веяний. Даже если этот «писк» будет предсмертным. Какая ж тогда сейчас Генерис? Тоже выкрасила свои локоны в какой-нибудь аляпистый цвет? Желтый там. Или фиолетовый. Или оба сразу. Мерзость какая. Леди Норфолк это определенно подойдет.

Спрыгнув из окна комнаты юной Вердкурт в объятья верной магии, Кэссиэн почти бесшумно опустился на землю. К счастью, слуги были слишком заняты исполнением указаний хозяйки, потому он почти без труда прошмыгнул к забору. Местные ограды, конечно, не чета столичным, там бы ему не удалось настолько легко перемахнуть на соседний участок.

Собравшиеся приятели уже шумели в предвкушении вечеринки. Слуги сновали туда-сюда, торопясь исполнить волю Норфолка-младшего, и он не без удовольствия наблюдал за их суетой. А вот его дворецкий, Бенджамин, чья немного тучная фигура виднелась в окнах особняка, как и всегда, смотрел на очередную гулянку молодого господина с неодобрением. Вслух он, конечно, никогда ничего не говорил. Не смел. Только взгляд у него был о-о-очень многозначительный.

– Тише, песик, тише, – донесся чей-то дрожащий от страха голос. Черные овчарки со всем «радушием» встречали у калитки девчонок, которые, похоже, впервые решились заглянуть в поместье Норфолк. Ханд уже умудрился стащить сумочку, а Хен – газету.

Кэс свистнул, и собаки тут же позабыли про своих «жертв». Не выпуская из зубов трофеи, они подбежали к хозяину и подставили головы для ласки.

– Прошу прощения за моих любимцев, – он обворожительно улыбнулся девушкам и потрепал псов за ушами. – Они у меня славные, правда?

– Д-да, да-да! – Испуганно затрясли головами гостьи. – Такие славные…

– С ними, наверное, ничего не страшно?

– Вообще ничего. – Заполучив сумочку и газету, Кэс протянул их хозяйкам. – Кажется, это ваше?

– Только это, – одна из девушек тут же прижала к груди сумочку и испуганно покосилась на собак. Те, пускай и присмирели рядом с хозяином, но все еще вызывали ужас, и подружки, как назло, бросили ее и уже ускользнули к знакомым.

– Хочешь погладить Ханда или Хена? – хитро улыбнулся Кэссиэн. Его забавляло, как отчаянно девчонка пыталась держать лицо, пускай все в ней буквально вопило о том, что она боится его цепных псов.

– Д-да, пожалуй.

Еще смешнее становилось оттого, что ему здесь никто не решался отказывать или перечить.

Ну, теперь почти никто.

Как там сказала новенькая? «К убогим нужно проявлять милосердие»? Вот он и будет проявлять к ней милосердие… первое время.

Под пристальным взглядом Кэса девушка робко протянула руку к Хену. Видимо, рассудила, что если в прошлый раз он не цапнул, то и сейчас пронесет. В ответ Хен предупреждающе зарычал. Хозяин на то никак не отреагировал, а гостья, похоже, больше боялась испортить впечатление о себе. И когда расстояние между ее ладонью и мордой собаки почти не осталось, Хен гавкнул. Взвизгнув, девушка отскочила, а Кэс хохотнул.