Сионисты против Сталина
Шрифт:
Конечно, «речи не шло»! Именно поэтому и разошлись. Не сошлись в теоретических взглядах на террор.
Гр-ка Печуро:
«Мы знали, что обречены, что нас арестуют, а Боря и Владик знали, что будут расстреляны».
Так и неясно — за что «будут расстреляны»? За выяснение судьбы Гумилева? И почему такая сепарация, — одних непременно «расстреляют», а других — только арестуют?
Гр-ка Печуро:
«Нельзя сказать, что нас сдал кто-то конкретно, было много разных „сигналов“: сразу после ухода из кружка при Доме пионеров мы оказались под наблюдением
Очень страшно! Чекисты следят за школьниками, переставшими посещать Дом пионеров!
Гр-ка Печуро:
«18 января 1951 года начались аресты. Всего было арестовано 16 человек. Некоторые из нас не имели никакого прямого отношения к группе, а были знакомыми кого-то из участников группы (брали преимущественно тех, у кого были репрессированы родственники — они могли быть озлоблены на советскую власть, — и евреев). Последних брали в марте, видимо, для придания группе масштабности…
Первые несколько месяцев нам не предъявляли обвинений в измене Родине (58–1) и терроре (58–8), речь шла об антисоветской агитации (58–10) и создании антисоветской группы (58–11). Следствие шло на высоком уровне, нами заинтересовался сам министр госбезопасности Абакумов!
Я помню свою встречу с Абакумовым. Он спросил: „Вы там чего, дружили? Господи, что за детский сад!“. Затем, обращаясь к следователю: „Вот какой детский сад привели! — И ко мне: — Выпороть бы вас дома. Уведите!“».
Надо полагать, что абакумовское «Уведите!» означало — увести домой. Значит, никаких претензий к сталинским сатрапам до этого места статьи у гражданки Печуро нет! Однако, каким либералом оказался Абакумов!
Гр-ка Печуро:
«Этим мальчикам и девочкам (старшему — 20, младшему — 16 в момент ареста) не повезло. Факт существования „молодежной еврейской террористической организации“, да еще в центре Москвы, да еще в разгар антисемитской кампании, был использован для подковерных интриг».
Как-то незаметно к концу статьи «Центр по борьбе с чем-то» трансформировался в «молодежную еврейскую террористическую организацию». Там что, по национальному признаку собирались борцы с режимом?
Гр-ка Печуро:
«2 июля 1951 года подполковник МГБ Рюмин пишет донос на своего начальника, министра государственной безопасности Абакумова. Среди прочего Рюмин обвинял Абакумова в том, что он — по терминологии тех лет — „смазывает“ дело СДР, считая, что группа не представляет реальной угрозы, а является просто „детским садом“».
Из сказанного гр-кой Печуро непонятно — подтвердились обвинения Рюмина или нет?
Гр-ка Печуро:
«Рюмин в своем заявлении утверждал, что группа носит террористический характер: планировалось покушение на одного из „руководителей партии и правительства“».
Так Рюмин правду написал или солгал, оклеветал Абакумова?
Гр-ка Печуро:
«Рюмину нужны были доказательства своих слое, и они начали появляться: револьвер (который был неисправен, но в обвинительном заключении об этом предусмотрительно не говорится), гектограф (заметим, что чернила сотрудники МГБ не нашли) и протоколы допросов арестованных (по материалам дела видно, как с июля резко увеличивается количество допросов).
А при Абакумове этих «доказательств» не было найдено?
«Чернила не нашли», значит, они все же были? А револьвер неожиданно появился? А до этого его не было? Лично к гр. Печуро пытки применялись или нет? Ее избивали или ограничились отлучением от тюремного ларька?
Гр-ка Печуро:
«Следствие длилось еще полгода, обвинительное заключение было подписано 4 января 1952 года. Ребят судила Военная коллегия Верховного суда СССР в помещении Лефортовской тюрьмы. 13 февраля был оглашен приговор: Борис Слуцкий, Владилен Фурман и Евгений Гуревич были приговорены к смертной казни и расстреляны 26 марта 1952-го. 10 человек были приговорены к 25 годам лагерей, а трое, которые не имели никакого отношения к группе, — к 10 годам».
Поскольку гр-ка Печуро — член общества «Мемориал», значит для нее не представляет труда затребовать свое дело и проинформировать читателей и граждан страны о судилище, которое устроили сталинисты над «мальчиками и девочками», изучавшими поэзию. Признали они свою вину в судебном процессе или нет?
Гр-ка Печуро:
«Реабилитировали нас в июле 1989-го но надо сказать, что я считаю эту реабилитацию унизительной, так как тем самым государство признает нас невиновными перед ним. Получается, что мы ничего не делали и сидели ни за что; между тем именно осознание того, что мы сидим за дело, давало силы выжить. Власть должна не прощать нас, а просить у нас прощения!».
Странное заявление! Почему гр-ка Печуро отказывается сообщить читателям, за что именно государство должно просить у нее прощения?
Возможно, и должно! Но надо указать, за какие грехи!
Не рассчитывая получить ответ из «Новой газеты», автор провел самостоятельное расследование сведений, указанных в статье и интервью, которое дала Печуро С. С.
Посмотрим, что за «донос» написал подполковник Рюмин Сталину, о котором сообщает Сусанна Соломоновна.
Из заявления ст. следователя МГБ СССР М. Д. Рюмина И. В. Сталину (2 июля 1951 г.):
«…Во время „допроса“, вернее беседы с Этингером, тов. Абакумов несколько раз намекал ему о том, чтобы он отказался от своих показаний. Примерно 28–29 января 1951 г. меня вызвал начальник следственной части и, сославшись на указания тов. Абакумова, предложил прекратить работу с Этингером. В следственной части… систематически и грубо нарушается постановление ЦК ВКП(б) о работе органов МГБ в отношении фиксирования вызовов на допрос…».
Докладную записку Рюмина вряд ли можно назвать доносом. Как же среагировало руководство страны на заявление Рюмина?
4 июля 1951 г. принимается постановление Политбюро о проверке заявления М. Д. Рюмина, создается комиссия в составе: Маленков, Берия, Шкирятов, Игнатьев.
11 июля по результатам проведенной проверки состояния дел в МГБ СССР принимается постановление ЦК ВКП(б) «О неблагополучном положении в МГБ СССР», в котором, помимо прочего, говорится: «…в ходе проверки подтвердились факты, изложенные в заявлении т. Рюмина».
«Абакумов, пренебрегая предостережениями врачей МГБ, поместил серьезно больного арестованного Этингера в заведомо опасные для его здоровья условия (в сырую и холодную камеру), вследствие чего… Этингер умер в тюрьме…»