Сиреневый Кристалл (Художник Г. В. Калиновский)

Мееров Александр Александрович

— Там! — многозначительно изрек Тавур. Мы удовлетворенно переглянулись и приготовились преодолеть нелегкую горную дорогу, предвкушая впечатление, которое произведем, явившись нежданно в подпольный силицитовый заповедник.

Дорога шла на северо-запад. По мере приближения к горному кряжу Монор воздух становился прозрачнее, исчезла пыльная пелена, стало прохладнее. Машины прошли по новому стальному мосту и въехали в долину Ирга.

Начался подъем в горы. Долина Ирга сузилась, дорога извивалась по левому берегу горной реки, то приближаясь к крутым склонам, то подходя к самому берегу. С каждым поворотом дороги менялась картина мрачного ущелья. Оно то расширялось, и тогда виднелись вдалеке четко вырисованные

на фоне неба вершины гор, то сжималось настолько, что становилось темнее вокруг, и тогда виднелись только быстро мелькавшие справа скалы да бушующая слева река.

— Местечко выбрано диковатое, — заметил Юсгор, зябко поеживаясь от горного холодка, так внезапно сменившего жару, царившую в долине. Надеюсь, нам не придется взбираться на самую верхушку?

— О, нет, — быстро успокоил Тавур, — еще несколько поворотов — и мы у цели!

Машины ползли по крутому подъему, дорога прижалась к склону, а пенистая, дико скачущая по камням Ирга осталась далеко внизу.

Реже на склонах стали встречаться пихты, ели, местность становилась скалистой, кое-где покрытой невзрачным кустарником. Сближались склоны гор, стискивая все больше и больше стремительный поток, становилось темнее. Машины замедлили ход и вскоре остановились.

Дорога уперлась в высокую скалистую стену.

Оба склона ущелья в этом месте были почти отвесными, они сошлись совсем близко у преградивших нам путь скал, из которых дугой изливался плотный поток. Вода вырывалась огромной струей, летела вниз и там, в глубине ущелья, ударяясь о камни, вздымалась белоснежным веером, снова собиралась в поток и уходила в долину.

Бедняга Тавур был обескуражен настолько, что в первые минуты не мог произнести ни слова. Его рыжеватый чуб выглядывал из-под кепки не так задорно, как обычно. Веселья и самодовольства как не бывало. Он беспокойно шарил по прихваченной с собой какой-то самодельной карте и наконец смущенно заговорил:

— Здесь, определенно должно быть здесь! У меня совершенно достоверные сведения. Ильт не мог соврать, мне он мог сказать только правду. Он сам работал в этом чертовом ущелье и дал мне этот план.

— Господин Тавур, — остановил его Юсгор, — на востоке говорят: будь осторожен, когда лжешь, но еще больше остерегайся, когда говоришь правду. Прикажете поворачивать назад?

Тавур молча кивнул.

Заповедники, если они существовали, были упрятаны надежно. Неудача при поездке к истокам Ирга подзадорила многих членов Специальной комиссии. Пуно Тавур, обозленный неудавшейся ролью проводника, клялся во что бы то ни стало разоблачить преступников (он уже иначе не называл подпольных владельцев родбаридов) и с каждым днем находил все больше сторонников. Признаться, и я поддался соблазну попробовать свои силы в роли детектива. Начал я с логических рассуждений. Прежде всего надо было решить главное действительно ли существуют места, где используют для каких-то целей родбаридов. Прямыми доказательствами никто из нас не располагал, но косвенные были и считались довольно серьезными. Собранный Тавуром статистический материал убедительно показывал, как за последние два месяца увеличилось предложение германия, иридия, осмия и даже полония. Стало известно об усиленной деятельности вновь организованной фирмы "Люкс-металл", рекламировавшей поставки редких, необычайно ценных металлов в таком количестве, о котором до появления на Земле родбаридов не могло быть и речи. Имелись предположения, что фирма эта связана с концернами Ченснеппа и Карта. Таким образом, возникала уверенность: родбариды кем-то взнузданы и эксплуатируются. Но кем? Кто мог это сделать? Я считал, что это дело рук Асквита, и только Асквита.

Все уцелевшие после бомбежки родбариды вместе с их "голубой принцессой" продолжали преспокойно сидеть на полигоне Объединенного института, ничем нас не

обременяя. Опыты показали, что они стали мирными, их уже можно было изучать более обстоятельно. Откуда же могли взяться родбариды, эксплуатируемые столь расторопными предпринимателями? Вопрос этот можно было решить, только зная, сколько зародышей находилось в тайнике Вудрума. Пришлось вернуться к изучению материалов, добытых нами в Ленинграде. До сих пор не могу понять, как такой пунктуальный, даже педантичный, и, несомненно, обстоятельный человек, как Иван Александрович Вудрум, нигде не упомянул о количестве найденных в метеорите зародышей. Не исключено, конечно, что какой-то документ просто не дошел до нас, был где-то утерян. Как бы то ни было, мы не смогли узнать, сколько всего было зародышей.

Я решился на лобовую атаку и поехал к Асквиту на его виллу Беньюз.

Профессор Асквит питал особое пристрастие к островам Паутоо, любил все паутоанское и даже половину своего загородного дома, именовавшегося виллой Беньюз, оформил в паутоанском стиле. Например, веранда этой половины дома выходила в огромную оранжерею, устроенную таким образом, что сидящие на веранде чувствовали себя окруженными тропической природой.

Юсгор рассказывал, что в Западном Паутоо у Асквита точно такой же дом, с той только разницей, что его "паутоанская" часть там, естественно, не окружена изощренно сделанной оранжереей, зато европейская выполнена так, чтобы посещающие ее чувствовали себя как в северных широтах.

Первое посещение Беньюза поразило меня не столько имитацией тропиков, сколько реакцией хозяина виллы на мою "лобовую атаку". Когда мы уселись на веранде и отхлебнули по глотку душистого холодного имшеу, я спросил Асквита:

— Как вы относитесь к разговорам о подпольных заповедниках родбаридов?

— Считаю, что эти разговоры ведут люди, ни черта толком не знающие.

— Вот как? Вы хотите сказать, что таких заповедников не существует?

— Предположим.

— А хотите, я вам докажу обратное?

— Чисто логически?

— Хотя бы.

— Пробуйте.

— В тайнике было тридцать шесть зародышей, из них…

— В тайнике было тридцать восемь. Дальше.

Я несколько замялся, не ожидая такого уж слишком легкого успеха. Называя цифру наобум, я никак не рассчитывал, что Асквит уточнит ее. Впрочем, это был Асквит. Я постарался не дать ему заметить моего замешательства и быстро продолжал:

— Тридцать шесть или тридцать восемь — в данном случае не имеет значения.

— Имеет. Вы просто не знали, сколько было зародышей, и выпалили наугад. Продолжайте, если угодно.

— Продолжу, с вашего позволения. Профессор Родбар, насколько я могу судить, оживил восемнадцать зародышей. Двенадцать особей остались законсервированными и сейчас находятся на полигоне нашего института, тринадцатый оказался в Пропилеях, ну а тот, что вырвался в лаборатории Родбара, высвободил из аппаратов еще четырех. Итого восемнадцать. Где остальные двадцать зародышей? Вы их поделили с Нумом Ченснеппом или все взяли себе?

— Ченснеппу они были ни к чему. Без меня он все равно не сумел бы ими распорядиться.

— И ими распорядились вы?

— Конечно.

Я ничего не мог понять. Я собирался самым хитроумным способом выведать у Асквита хотя бы часть тайны, а он сам запросто открывал одну дверь за другой.

— Дорогой Алексей Николаевич, ну зачем вам вся эта возня? Ведь вы же серьезный человек и вдруг соглашаетесь участвовать в этой, как ее?.. Специальной комиссии. Дивертисмент, комедия. Чего вы хотите добиться? Справедливости, блага для бедного человечества? Пустое! Судьбы человечества решают те, у кого много, очень много денег. Кто много имеет, тот многим распоряжается, в том числе и судьбами людей. А вы, опираясь на международные организации, хотите все изменить. Не выйдет!