Сиреневый ветер Парижа
Шрифт:
– Ключи, — сказала я.
Шофер улыбнулся. Он медленно поднял левую руку, и я увидела в его пальцах ключи от машины. Улыбка шофера стала шире, и с неожиданным для человека в его положении проворством он засунул ключи в рот и проглотил их.
Клянусь вам, в последние дни мне пришлось повидать всякое, но тут я просто остолбенела. Я не могла сдвинуться с места, даже если бы от этого зависело спасение моей жизни. Шофер улыбнулся еще раз, затем по его лицу пробежала едва заметная судорога. Взгляд его застыл, и голова склонилась на грудь.
Я поглядела на мертвеца, на догоравший в отдалении автофургон, на Филиппа, скрючившегося рядом с чемоданом, на Моник, лежавшую с простреленной головой, на тела людей, которых я не знала и которых уже не узнаю никогда. Я была единственная живая в этом царстве смерти, и проклятый шофер своим поступком словно вынуждал меня остаться здесь навсегда.
– Нет, — сказала я решительно. — Этого не будет.
Я подобрала с земли автомат, проверила, есть ли патроны в обойме, и повернулась к Филиппу. Черт возьми, я же совсем забыла, что лежит в этом чемодане.
Подумать только, двадцать миллионов евро — сумма, о которой я даже не могла прежде помыслить, лежала здесь, всего в нескольких шагах от меня, и не могла дождаться, когда я наконец подберу ее. Двадцать миллионов, бог мой! Я смогу купить дом возле моря, о каком я всегда мечтала. Смогу путешествовать по свету сколько влезет, смогу купить роскошный белый кабриолет, какой я однажды видела на улице, и это зрелище оставило в моей душе неизгладимый след. Я стану свободной, свободной от всех и от всего… и что самое приятное, все это будет за счет человека, который хотел меня погубить!
И я решилась. Я подошла к Филиппу и забрала у него заветный чемоданчик. Пальцы мертвеца крепко держали ручку, но я была упряма и медленно, по одному, отогнула их.
Если бы я писала о себе в третьем лице, то следующая фраза наверняка звучала бы так: «Она открыла чемоданчик, и ее лицо осветила удовлетворенная улыбка».
Конечно, я не могла увидеть себя со стороны, но все же, думаю, мало кто мог удержаться от довольной улыбки, увидев такое количество денег в таких красивых купюрах. Даже недавно простреленное плечо перестало болеть.
И еще, не скрою, я подумала, что этот день складывается для меня на редкость удачно.
Глава двадцать четвертая
Всегда неплохо, когда твое имя появляется в газете, — если это, конечно, не некролог.
Итак, деньги у меня имелись, и немалые, но тем не менее мне многого не хватало.
Мне нужны были часы, а на Филиппе оказался отличный хронометр на блестящем браслете. Браслет был великоват для моего тонкого запястья, но я рассудила, что сейчас не время привередничать. Часы показывали без пяти минут час ночи.
В сущности, на этом можно было и закончить, но меня разобрало любопытство. Я обыскала карманы Филиппа, Лукаса и Моник. Я надеялась, что
Обыскав друзей Вероники Ферреро, я принялась за тех, кто явился за ее головой, но вместо этого сложил собственные. В карманах у них оказалась такая чепуха, что я даже приуныла. Жвачка, лекарство от головной боли, складной нож… Его я тоже забрала, не надеясь уже, что мне попадется что-то более интересное. Однако я ошибалась. В одежде человека, который нес чемоданчик, обнаружилась сложенная бумажка со схемой, которая меня заинтересовала, и я сунула ее в карман джинсов. Также я заполучила в свое распоряжение подробную карту Парижа и электрический фонарик, который мог мне пригодиться посреди кромешной темноты, освещенной лишь догорающими обломками автофургона.
Я не зажгла фонарик лишь потому, что внезапно отчетливо представила себе, какой прекрасной целью будет светящаяся точка для того, что засел наверху, на вышке. Я успела забыть о снайпере, потому что он давно умолк, но это ведь не обязательно значило, что он погиб. Он мог просто затаиться и ждать, когда я выдам себя.
Кроме того, начав думать о снайпере, я вспомнила еще кое-что. Снайпер не принадлежал к друзьям Филиппа, потому что они сочли, что он был наемником Принца. Однако люди Принца, завидев его, тоже открыли по нему огонь.
«Эге, — подумалось мне, — а не тот ли это стрелок, который уже один раз пытался прикончить меня?»
Если он и впрямь был мертв, это значило, что одной опасностью, и притом опасностью смертельной, стало меньше. Но если он жив или только ранен…
Проверить это можно было только одним способом: подняться на башню и проверить наличие трупа на ней.
«Нет, нет, что за вздор, — думала я в панике. — Я не пойду туда. Что я, ненормальная, чтобы лезть на рожон?» (Ноги меж тем сами несли меня к вышке.)
Это было, насколько я смогла разглядеть в темноте, что-то вроде башни на металлическом каркасе. Я толкнула дверь и вошла.
Что-то зашуршало возле меня, и я едва не умерла на месте от страха. Однако вслед за шорохом раздался негромкий писк. Видимо, это была обыкновенная мышь.
«А, чтоб тебя!» — подумала я в сердцах.
Внутри было темно, хоть глаз выколи. Поколебавшись, я зажгла фонарик. Бледный луч заскользил по облупившимся стенам.
Какая-то птица — не то голубь, не то сова — заметалась под потолком, хлопая крыльями. Я едва не повернула обратно, но потом, рассудив, что то, что я хочу узнать, гораздо важнее какой-то дурацкой птицы, нашла лестницу и стала подниматься по ней.