Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях
Шрифт:
В таком-то состоянии дел покинул Сирию Мустафа Нури и вскоре затем был удален от министерства. Эсад-паша халебский, переведенный в Сайдский эйалет, принял наследие забот, завещанных ему темной политикой сераскира. В самом деле военный министр, наряженный в Сирию с поручением устроить дела Ливана, более прежнего все перепутал, вдался в обман, замыслил прозелитизм в горах, возбудил изуверство мусульман, хитрил с партиями, льстил страстям, уронил достоинство своего правительства, тогда как ему надлежало явиться беспристрастным судьей народной распри и восстановить законный порядок.
В исходе октября по призыву ливанских друзов шейх Шибли Ариан с 3 тыс. своих единоверцев из Антиливана и Хаурана вступил в Ливанские горы и занял мухтарский замок Джумблатов, в 12 верстах от Бейт эд-Дина. Именем всего племени друзов он стал требовать у пашей освобождения шейхов, которые уже столько месяцев томились в заточении в Бейруте. Эсад-паша истощил все усилия, чтобы добром и лаской утишить бурю, и обещал немедленно сменить Омар-пашу, на которого преимущественно
Наконец, ватаги обступили замок и стали вызывать на бой гарнизон. Омар-паша принял их вызов, и в то же время по условленному с Эсад-пашой плану два батальона под начальством Решид-паши, перевезенные из Бейрута в Сайду на пароходах, неожиданно вступали в ущелья, разгоняя картечью засады горцев по дороге в Дейр эль-Камар. Омар-паша, едва заслышал пальбу, ударил на мятежников, которые тогда только поняли смысл егерского учения и трубного звука. Они храбро дрались, но не могли устоять. Отступая и отстреливаясь под прикрытием местностей, они вдруг увидели за собой колонну Решид-паши, которая с запасами, с артиллерией и с легким отрядом албанцев уже прошла ущелья. Поражение мятежников было повсеместным. Более тысячи их легло. До поздней ночи их преследовал Омар-паша по разным направлениям и на другой день сожигал замок Мухтарский в наказание за измену Саида Джумблата, одного из шейхов, отпущенных Эсад-пашой в горы для переговоров с мятежниками.
Так окончилось одним решительным ударом восстание друзов в тех самых местах, где за год ровно пред тем они ругались над христианами. Этим успехом турецкого оружия заключился второй год восстановления султанской власти в Сирии. В этом краю, присужденном Порте волей великих держав, эпохи обозначаются не по развитию гражданского благоустройства и закона, но по междоусобиям племен в угоды пашей, по их бунтам противу пашей, по последовательным кровопролитиям. Турки все это приписывают навыку племен и внешним влияниям. Без сомнения, в нынешнем состоянии края ежечасно отзываются те события, исследованию которых в летописях и в народных преданиях посвятили мы первые главы нашей книги. Самые обстоятельства внутренние и внешние, которыми ознаменовано восстановление султанской власти в 1840 г., завещали Порте долгий и кровный труд в сем крае и тяжкие пожертвования вместо выгод, которых она надеялась от своего приобретения.
Но всего прежде должны турки обвинять самих себя и своих пашей, свое колебание между преданиями старины и театральным либерализмом теорий, не соответствующих ни народным, ни правительственным элементам края. Присовокупим к этому, что сама Порта никаких сведений не имеет о внутреннем состоянии далеких областей и разнохарактерных племен, ей подвластных. Беспечность эта была простительнее в ту эпоху, когда полномочия, вверяемые наместникам султана, избавляли центральную власть от всяких забот по управлению областей. Но совместна ли она с нынешними притязаниями Порты, которая забрала в свои руки все власти и без всяких статистических сведений о крае и о племенах диктует наобум своим пашам наказы, или «кануны», по выражению турецкой канцелярии, которых исполнение несбыточно?
Как бы то ни было, наказание бунтовщиков внушило народу выгодное мнение о регулярном войске султана. Среди гор, где друзы надеялись продлить безнаказанно свой бунт, как в Ледже, одной блистательной победой турки рассеяли многочисленные полчища горцев и разбили самого Шибли Ариана, героя хауранской войны, Ахилла сирийской эпопеи, прозванного в народе «мечом веры», сейф эд-дин, своего племени.
Не постигая новой правительственной системы, надеясь, что по-прежнему мятежник одного пашалыка найдет верное убежище у соседнего паши, Шибли Ариан после ливанских своих приключений явился в Дамаск. Ахмед-паша дамасский продлил еще на несколько дней эту мечту и в надежде заманить к себе всех его сообщников принял бунтовщика ласково, одарил его шалью и кафтаном. Затем Шибли Ариан был отправлен в Константинополь и посажен в Адмиралтейский острог [275] . Его сообщники, шейх Юсеф Абд эль-Малик и эмир Эмин Арслан, укрылись в доме английского консула в Дамаске и впоследствии прощены. Измена молодого Саида Джумблата, который по неспособности старшего брата, вступившего в сословие акалов, был в это время главой могущественного дома Джумблатов,
275
В объяснении моем с Шибли Арианом под Захлой в его лагере в 1841 г. я, в присутствии всех его советников и главных сподвижников, предсказывал ему эту участь. Мой драгоман боялся перевести мои слова по-арабски, чтобы буйный шейх не пришел в исступление. Я стал запросто ему объяснять мое предсказание по-турецки (он понимал этот язык) и просил его самого передать по-арабски присутствующим. С улыбкой, с гневом и со вздохом Шибли исполнил мое требование. Картина эта глубоко запечатлелась в моей памяти. Каждая из 60 или 70 физиономий шейхов, меня окружавших, казалась типом, уловленным из полотен Рембрандта или Сальватора Розы.
Глава 23
Едва усмирился бунт ливанский, поспели из Константинополя новые распоряжения Порты о внутреннем управлении этих гор [276] . Настояния великих держав и неудачи последней попытки заставили Порту отказаться от любимой ее мысли — [назначения] паши ливанского. Она вверяла управление гор местным элементам. Приписывая в то же время все неустройства и мятежи взаимным враждам друзов и маронитов, Порта постановила, чтобы управление горских племен было вверено двум каймакамам из туземцев, наместникам сайдского паши: друзу — над друзами, христианину — над маронитами. Семейство Шихабов было навсегда исключено от управления. Европейские кабинеты единодушно одобрили устройство это, равно и приговор, произнесенный Портой над отпавшим владетельным домом. Нота французского посольства торжественно сознавала тогда «les droits imprescriptibles de la Porte» [277] в отношении этой меры. Увидим впоследствии, были ли согласны действия французского посольства с принятым таким образом обязательством. Эсад-паше повелевалось приступить тотчас к избранию каймакамов. Каймакамом над христианами был назначен эмир Хайдар, глава семейства Абу Лама, родственного Шихабам, обращенного в христианство вместе с Шихабами и занимавшего после них первое место в христианской олигархии Ливана. Избрание каймакама над друзами представляло более затруднений. Все шейхи были в опале; одни содержались под арестом, другие участвовали в недавнем бунте. Из этих двух категорий паша предпочел заключенных бунтовщикам. Его выбор, по совещании с кандидатами, пал на эмира Ахмеда Арслана, которого родной брат Эмин еще недавно воевал против Омар-паши.
276
7 декабря 1842 г. — Прим. ред.
277
«Неотъемлемые права Порты» (франц.). — Прим. ред.
Можно было надеяться, что друзы с восторгом примут решение, лестное для их народности, над которой тяготело доселе ненавистное иго Шихабов и гроза турецкая. Напротив того, они по феодальному устройству их общества, по взаимному соперничеству лиц и семейств, по разделению массы народа на две партии — езбекиев и джумблатов — предпочитали владычество внешнее, при котором каждая партия сохраняла свои права и свое влияние, власти лица, избранного из их среды и которое могло присовокупить к внешней подпоре со стороны османских властей собственное влияние и тем самым могло, по примеру Шихабов, стремиться к попранию аристократии своего племени.
Вспомним, что и по пресечении древнего владетельного дома Маанов в конце XVII в. шейхи предпочли призвать к себе князя из соседнего Антиливана, чем делать выбор из своей среды. Но теперь свежее впечатление народного бедствия, тюрьма, в которой уже восемь месяцев они томились, опала, висевшая над бежавшими родственниками, — все это заставило их покориться беспрекословно воле правительства и принужденно принять даруемую льготу. Зато в обеспечение своих феодальных притязаний они еще в стенах тюрьмы заключали с новым каймакамом тайные условия, в силу которых он обязывался узаконять только личиной своей власти пред глазами правительства все внутреннее самоуправство шейхов и предоставлял им не только присвоенные ему законные права, но сверх того и часть своего жалованья. Заметим, что древние права владетельных князей ливанских уничтожены при этом, а каймакамам, поставленным в категорию правительственных властей, определено жалованье.