Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях
Шрифт:
Дворец принца друзов. Гравюра В. Г. Бартлетта, 1820-е гг.
Среди такого треволнения внутренних и внешних влияний мог ли устоять и укрепиться новый князь, при ограниченности своих способностей и средств, при явном недоброжелательстве к нему султанских властей?..
Наместником Порты был в это время Селим-паша, награжденный титулом сераскира сирийского за успех экспедиции, в которой он командовал султанской бригадой. Возвеличенный, осыпанный милостями своего правительства и даже удостоенный благосклонного внимания союзных государей, Селим-паша поверил сам в свои дарования, приписал себе победу над Ибрахимом на высотах Бекфеи, где он состоял под опекой англичан и генерала Иохмуса, и обвинял в измене
Весной воспоследовало повеление Порты, чтобы подать с ливанских племен была постановлена не на общем основании финансовой системы, обнародованной незадолго пред тем во всей империи, но постоянной суммой на основании древнего обычая, как того желали горцы. В сравнении с тем, что платили эти племена при египетском правлении, притязания Порты были весьма умеренны, она требовала с Ливана 4 тыс. мешков (около 110 тыс. руб. серебром) ежегодной подати. Она предоставляла князю две трети этой суммы на расходы по управлению и довольствовалась остальной третью в казенный доход. Для совещания по этому делу были созваны депутаты со всех округов в селение Айн-Ануб, в 15 верстах от Бейрута [262] . Анархические элементы, которые мутили горы со времени изгнания египтян, сошлись и сняли личину в этом сейме. Епископ маронитский Тобий, уполномоченный от своего патриарха и подкрепляемый сочувствием французских агентов, предлагал не только отказать в уплате податей, но сверх того требовать от правительства наград и возмездий за услуги, оказанные горцами в войне с Ибрахимом, и за все понесенные убытки. Наконец, требовал он уничтожения всех таможенных пошлин нового тарифа и предлагал, в случае несогласия Порты на все это, просить посредничества католических держав — Франции и Австрии.
262
Совещания в Айн-Анубе происходили летом 1841 г. — Прим. ред.
Эти речи действительно выражали в ту эпоху чувство массы католического народонаселения Ливана. Православные горцы и друзы тогда же отделились от маронитов. Первые под влиянием умного греческого духовенства легко постигли тайные пружины и цель этих опасных проделок. Вторые поджигали своих легковерных соперников, сулили им тайное свое содействие, усердно раздували бурю, среди которой надеялись они сами достигнуть цели своей — восстановления феодальных прав, однако не хотели навлечь на себя негодование правительства.
Марониты представили со своей стороны всеподданническую просьбу, в которой, излагая свои притязания, присовокупляли, что подати вносятся от народа в казну ради покровительства, оказываемого народу от властей; они же не только не нуждались ни в каком покровительстве, но даже были сами в состоянии защищать и охранять других…
Подобные доводы внушены горцам теми самыми доброжелателями из европейцев, которые потом наполняли журналы проклятиями на турок за то, что они допустили бедствия и кровопролития, которыми племя маронитов искупило вскоре затем свои шалости. Вина горцев не оправдывает ни в каком случае преступного равнодушия султанских властей к их бедствиям. Она лишь поясняет внутреннее расположение представителей Порты.
Князь ливанский, который по праву председательствовал в этом анархическом сейме, вместо того чтобы обуздать его направление, успел только выставить на зрелище народу и правительству свое ничтожество. Шейхи-друзы предлагали ему свое вероломное содействие, но с тем, чтобы он подчинился опеке одного из Джумблатов, подобно тому как предшественник его состоял некогда под опекой шейха Бешира Джумблата. Маронитская аристократия его не уважала и не повиновалась ему, стремясь к восстановлению своего старинного анархического влияния, унятого эмиром Беширом. Близкие его родственники, верные классическим преданиям Шихабов, были злейшими его врагами. Владетельный князь, отовсюду опутанный кознями явными или потаенными, пытался привлечь к себе массы народные. Основываясь на предписаниях Порты о равенстве всех подданных пред законом и о раскладке податей сообразно со средствами каждого, он сулил народу всякие льготы, был ласковым, снисходительным, откровенно стремился к избавлению племен ливанских от феодального ига шейхов и эмиров. Но духовенство и влияние Франции двигали народными страстями. Эмир, любимый и уважаемый всеми в эпоху своего избрания, вскоре сделался посмешищем своего народа, который приписывал его ласки и обещания одному лишь бессилию.
По поводу экспедиции 1840 г., в которой участвовал австрийский эрцгерцог, и по поводу преувеличенных рассказов о бедствиях, претерпенных ливанскими племенами, Австрия открыла подписки в пользу своих ливанских единоверцев. С другой стороны, Франция для восстановления политического своего влияния, потрясенного в Сирии
Маронитская женщина. Рис. Роже.
Созревали между тем и замыслы друзов. Оружие и снаряды, розданные союзниками или доставшиеся от египетских отрядов, продавались за бесценок. Друзы с избытком ими запаслись. По примеру своих соперников стали и они домогаться внешней подпоры. В это время Англия и Пруссия основывали в Иерусалиме протестантский храм, и учреждалось там новое епископство англиканское, которого главной целью было обращение евреев в христианство. В глазах ливанских племен этим подтверждались прозелитические замыслы Англии. Сметливые друзы, домогаясь сочувствия английских агентов, стали обнаруживать особенное расположение к протестантским миссионерам и приглашать их к проповедованию своей веры в горах, а в то же время младший брат Джумблатов торжественно садился на английский фрегат, почетные лица, принадлежащие библейским обществам, приглашали его на воспитание в Лондон. Таким образом, ко всем внутренним элементам раздоров между двумя первенствующими племенами на Ливане присоединялся и внешний элемент, основанный на постоянном соперничестве двух западных держав.
Присутствие флотов служило только к тому, чтобы более и более воспламенять страсти в горцах. Среди безначалия, при безнаказанности всех преступлений много крови было пролито в частных мщениях и в семейных спорах. В августе случилась схватка между обывателями — друзом и маронитом — по соседству Дейр эль-Камара за куропатку, застреленную в чужом огороде. Осталось на месте убитых и раненых более шестидесяти человек с обеих сторон. Правительство на все смотрело сквозь пальцы, и все поминутно ждали общего взрыва. Французский адмирал, который один между всеми своими соотечественниками в Сирии не принял участия в сплетнях ливанских, с грустью отплыл, сознаваясь в том, что появление его флага послужило лишь к вящему раздражению страстей.
Изображение молодой мусульманки. Рис. Роже.
Таковы были обстоятельства, подавшие повод к междоусобной войне 1841 г. Она показалась Европе войной религиозной. Религиозная вражда между двумя племенами была не поводом к войне, но ее последствием. На Востоке и преимущественно в Сирии, в этой заветной стороне всех верований, всех сект, религия составляет первенствующий элемент гражданского быта, и по этому самому ее влияние отзывается и в частной, и в общественной жизни, и в политических судьбах, и в чувствах каждого племени. Но на Ливане при вековых обуреваниях его племен то под знаменами иемениев и кайсиев, то под влиянием партий езбекиев и джумблатов, то в борении владетельных князей противу феодальных притязаний вассалов земледельческие племена, населявшие эти горы и искавшие в них вольного приюта от фанатизма мусульман, никогда не обнаруживали чувств взаимных ненавистей религиозных. Нигде на всем Востоке разные христианские исповедания и мухаммеданские секты не наслаждались такой терпимостью и внутренним миром.
В этом отношении обращение владетельного семейства Шихабов в христианство, честолюбивые замыслы католического духовенства и происки протестантских миссионеров составляют роковую эпоху на Ливане. С этого времени борьба древних партий недолговечных и борьба политических направлений, легко обуздываемых первым даровитым правителем, заменились здесь злобной борьбой религиозного чувства, порождающего политические страсти и обретающего в них новую пищу своему фанатизму.