Сирийский рубеж

Дорин Михаил

— Пропускайте. В чём проблема? Мы здесь по договору, подписанному с президентом Асадом, — говорил Виталик.

— Мы проведём проверку, и вы поедете.

Только он это сказал, как все солдаты вышли из автобуса и пригласили всех войти. Виталик внимательно смотрел по сторонам, хмурясь с каждой секундой всё больше.

И мне было совсем не по себе от его задумчивого взгляда.

Наконец, мы заняли места в автобусе и выехали за пределы базы. Пустынный и холмистый пейзаж провинции Хомс напоминал Афганистан. Не хватает только

величественных гор.

С каждой секундой, пока мы удалялись от КПП, меня не покидало тревожное чувство.

— Вот же сирийцы! А ведь другие машины не проверяли, — возмутился Кеша.

И это было абсолютной правдой.

— Чья сумка на моём сиденье? — произнёс Лагойко, и это стало последней каплей.

Нехорошее предчувствие не давало мне покоя.

— Останови автобус! — крикнул я водителю.

Транспорт резко повело, а следовавшие сзади машины чуть было не собрались в «гармошку». Весь лётный состав смотрел на меня с удивлением и непониманием.

— Саныч, приспичило? Я бы тоже сходил… — начал говорить Кеша.

— Все выходим. Быстро! — начал я выгонять парней на улицу, но не сразу большая часть вкурила, что происходит.

Пришлось сказать ещё раз и погрубее. Тут уже все поняли.

Я вышел последним и направился в сторону машины Виталика.

— Нам нельзя тормозить. Ты чего устроил, Клюковкин? — спросил Казанов.

Только я собирался ему ответить, как за спиной буквально разорвало воздух. Меня будто кто-то толкнул в спину, и я налетел на Казанова. Затылок обдало жаром, а уши слегка заложило.

Я обернулся.

Автобус погрузился в огромный огненный шар, горя ярким пламенем и издавая чёрный дым.

Глава 2

Ветер продолжал поднимать пыль с бетонной дороги, пока я задумчиво смотрел в сторону КПП авиабазы Эт-Тияс. Солнце пекло голову так, что через кепку ощущался жар.

Пока пожарные тушили автобус, а мои коллеги отходили от «горячего» сирийского гостеприимства, за забором авиабазы было шумно. Слышалась стрельба, гул двигателей машин и громкие крики. Долго это не продолжалось и вскоре всё стихло.

— Блин, а у меня там консервы были. Килька в томатном соусе, — расстроено проговорил Кеша, который стоял рядом со мной и смотрел на тлеющий автобус.

— Радуйся, что нас в соус не превратили, — ответил я, поворачиваясь к Иннокентию.

— Это ж надо так было придумать — взорвать нас!

— Была бы воля этих террористов, они бы нас не только взорвали.

Автобус уже потушили, но дым всё ещё стелился над обгоревшим остовом, цепляясь за покорёженный металл. В воздухе стоял удушливый запах гари, смешанный с чем-то сладковатым, тошнотворным. Асфальт под ногами был влажным от воды, которой только что залили пламя, но сквозь тёмные лужи пробивалась зола и копоть.

Я смотрел на обугленные рамы, где ещё недавно были окна. Теперь от них остались только рваные

кромки, словно остекление просто вырвало наружу. Изнутри тянуло жаром, и сквозь дым угадывались искорёженные сиденья.

— Саныч, чёт мне уже здесь не нравится, — прицокнул мой однополчанин Владимир Горин.

— Может это не бомба? — спросил у него Валера Зотов, который перекидывал с руки в руку найденный в песке камень.

— Ну не электропроводка же, — помотал головой Занин, присев на корточки рядом с разбитым лётным шлемом, который смогли найти в обломках.

— Это попытка нас убить. Не стройте догадок. Заложили бомбу к нам целенаправленно. Знали, что нас повезут в автобусе, и всё организовали, — сделал я вывод из произошедшего.

— Ну кто? Советский Союз — друг всему арабскому миру. Кто на Ближнем Востоке может против нас совершать теракты? — удивился Занин.

— Мы много кому не нравимся. Особенно за деньги американских налогоплательщиков и в интересах США, — ответил я.

Коллеги продолжили негромко обсуждать произошедшее, переговариваясь вполголоса. Но я уже не слушал.

Казалось, что огонь до сих пор пульсирует на месте взрыва, оставляя в воздухе привкус гари и сгоревшей резины.

Виталий Казанов задумчиво ходил рядом с внедорожником позади нас, поглядывая в сторону базы. Он явно ждал, когда приедет кто-нибудь из его сирийских коллег. Встретившись со мной взглядом, он направился ко мне.

— Надо поговорить, Саша, — отвёл он меня в сторону, что не очень-то и понравилось моим коллегам.

— Почему не хочешь говорить при всех? — спросил я, отойдя на несколько шагов от Иннокентия.

— Есть вещи, которые им не нужно знать.

Я посмотрел на обугленный корпус автобуса и на товарищей. С мыслью Казанова соглашаться и не думал.

— После нашей недолгой поездки в автобусе, молчанке конец. Как вы предлагаете им работать, если они не понимают происходящего?

— Но и про Блэк Рок им не нужно знать.

— Абсурд. Вот я вижу, что этой частной военной компании всё про нас известно. Вижу, что в первые же минуты прибытия группы советских лётчиков в Сирии их чуть было не отправили обратно. Только в цинке. Что можете сказать по существу заданных вам вопросов?

— Вы не в том положении, чтобы мне что-то говорить, товарищ Клюковкин, — спокойно ответил Казанов.

— Да ну?! Серьёзно?! Если нас убьют, других лётчиков сюда привезёте? — спросил я.

— Нет. Просто сделаю выводы из сложившейся обстановки, — всё так же безэмоционально произнёс Казанов.

Конечно, у людей его рода деятельности не может быть всплесков эмоций. Только холодный расчёт. Я развернулся, чтобы уйти, но Виталий меня остановил.

— Не стройте гипотез, Саша. Я говорил вам и вашим коллегам, что в Сирии нужно будет быть осторожными. Думаю, что взрыв — лучшее тому доказательство. Здесь у нас много друзей, но врагов не меньше.