Сирийский рубеж
Шрифт:
На вылет готовилась ещё одна группа. Сирийские пилоты в серо-синих комбинезонах, переговаривались между собой. Бросали на нас короткие, недоумённые взгляды. То ли не особо рады видеть, то ли их смущает сирийская форма на мне.
Осматриваясь дальше, я заметил, что у сирийцев с ответственностью было неважно. На некоторых вертолётах виднелись следы подтёков масла, брошенные абы где инструменты и незакреплённые лопасти. Поскольку ветер сейчас не слабый, швартовать лопасти было необходимо.
Не удивительно,
Командир 976-й эскадрильи майор Рафик Малик предложил нам пройти в столовую и пообедать с ними. Я уже не мог стоять на раскалённом бетоне и попросил Малика как-нибудь попасть на рынок.
Мне и Кеше, которому тоже нужны были кроссовки, дали в пользование УАЗ.
— Джип-газ бери. Он надёжный, — выделил нам автомобиль командир эскадрильи.
Интересное название придумали местные военные для нашего советского УАЗика. Звучит прям на западный манер.
Через пять минут нас привезли на один из рынков Дамаска.
Этот «муравейник» жил своей жизнью — гул голосов, пёстрые прилавки, запахи специй, жареного мяса и свежих фруктов. Торговцы навязчиво предлагали свои товары, махали руками, улыбались, кто-то пытался всучить мне ковёр, кто-то — кинжал с якобы древней историей. Но всё это не имело значения.
— Так, Иннокентий, быстро покупаем и уходим, — сказал я, когда мы остановились у прилавка с обувью.
— Саныч, ну вкусно пахнет. Предлагаю поесть?
— Нас на обед пригласили. Потерпи, — ответил я, примеряя кроссовки с трилистником.
Только я надел на себя спортивную обувь, как в голову буквально «ударила» прекрасная идея.
Я же в Сирии! А что тут готовят, чего в Союзе нет на каждом углу? Самого божественного из блюд!
— Кеша, пойдём, и я тебя накормлю вкуснятиной.
— У них тут баклажаны вроде есть…
— Иннокентий, за мной! Ты позабудешь всё, что ел до этого момента.
Пройдя метров 20, мы оказались рядом с магазинчиком, где готовили… её. Шаурму!
Ах, шаурма… В прошлой жизни её продавали на каждом шагу, а здесь она была чем-то особенным, ароматным, настоящим. Уже представил, как буду вкушать этот огромный брусок тонкого хлеба с завёрнутым мясом в чесночном соусе.
— Саныч, а это можно есть? — спросил Кеша, наблюдая, как нам срезают кусочки мяса с вертела.
— Нужно. Я когда-нибудь тебе что-нибудь плохое советовал?! Доверься мне.
— Только тебе и доверяю. Тут столько жира у них, — жаловался Кеша.
Непросто было дождаться приготовления. Торговец ловко завернул куски мяса в мягкий, пропитанный соками лаваш. Потом добавил свежую зелень, чесночный соус и подал мне тёплый, тяжёлый рулет. Такой же получил и Кеша, начавший разглядывать шаурму со всех сторон.
— Ешь. Не пожалеешь, — сказал я и откусил кусок.
Я сделал первый жадный укус, и мир перестал существовать. В голове
Кеша не произнёс ни слова, пока вкушал шаурму.
— Ради неё стоило пережить всю жару, пыль и суету, — сказал Петров.
— Я знал, что тебе понравится. Но не увлекайся, а то ещё больше станешь, — развернул я Кешу к выходу.
Сделав ещё один укус, я направился следом за Петровым.
Но стоило мне отдаться наслаждению, как судьба решила пошутить. Сделал шаг вперёд. Пройти мимо нескольких человек сразу не вышло. Только я преодолел этот барьер, как врезался в кого-то.
Время остановилось. Шаурма выскользнула из рук и попала прямо на светлое, явно дорогое платье девушки в тёмных очках.
Девушка замерла, медленно опустила взгляд на испачканную ткань, затем вскинула глаза на меня.
— Клюковкин! Ты это специально сейчас сделал?
Я моргнул, и ткнул пальцем в живот Антонины Белецкой, чтобы проверить, не мираж ли она. Ну не могло быть так, чтобы мы не встретились в Сирии.
Глава 4
Петров в суматохе не заметил произошедшего со мной казуса и продолжал удаляться.
— Привет, Тоня! Рад тебя видеть, — поздоровался я.
Пока что Тося не могла мне ответить тем же. Она продолжала вздыхать над испачканным платьем.
Тося с момента нашей последней встречи в Лашкаргахе изменилась — стала более женственной. Её тёмные волосы блестели в лучах солнца, пробивающихся через небольшие отверстия в металлической крыше рынка. Голубые глаза смотрели на меня, переливаясь различными оттенками.
— Выглядишь очень хорошо, — произнёс я, пытаясь быть как можно более приветливым.
Белецкая надула щёки и сильно сжала лямку сумочки. Да так, что костяшки пальцев побелели.
— Это моё любимое! — сжав губы, громко произнесла Антонина, указывая на испачканное платье.
— Рад тебя видеть, — по слогам произнёс я, намекая, что нужно поздороваться со старым другом, а потом выяснять отношения. Тем более что моё душевное равновесие от потери вкуснейшей еды, тоже было нарушено.
— Здравствуй, — тихо произнесла Тося, и полезла в сумку.
Взгляд у Белецкой оставался дерзким. В эти мгновения она выглядела сильной и уверенной в себе.
— Это всё твой бутерброд! Нашёл где есть. Тем более что эта еда неполезная! — продолжила ворчать Антонина.
Вот теперь желание придушить стало ещё более сильным.
— У каждого свои слабости. Считай, что я упустил обед.
Я привык жить по советским законам и соблюдать порядки. Все четыре года мне хотелось вкусить жирной, нездоровой, но очень вкусной шаурмы. А теперь это чудесное произведение арабской кухни доедают две собаки!