Сирота
Шрифт:
– Долго татьбой жили?
– Лето, зиму, да еще одно лето.
– И что, совсем так тяжко было?
– Да. – кивнули оба холопа.
– Мы же хотели на север идти. Там покоя больше. И сытости. А тут – одно разорение. Даже и грабить некого. А те, кто есть, зубастые.
– А что так долго у бати под рукой стояли? Почто не сбежали?
– А куда нам идти? – спросил Егорка. – Мы же татьбой не от хорошей жизни занялись. Голод он не тетка.
– Батя же твой в сытости нас держал и обращался хорошо. Чего от такой судьбы бежать?
– Когда я вас увидел, то взгляд был у вас потухший… словно бы сломленный.
– А чего нам радоваться? Дела твои мы понимали. Как и свое будущее. Тебе ничего не оставалось,
– В послужильцы?
– А сколько бы за нас дали? Рублев семь али восемь? Их на мерина тебе не хватило бы. На меренке же или меренце выезжать не моги. Не примут.
– Ясно, – мрачно произнес Андрейка и замолчал.
Устинка и Егорка тоже молчали. Ждали, что их хозяин надумает. В иной ситуации может быть уже и напали, дабы секрета их не выдал. Но отрока они уважали, почитая ведуном. Поэтому с каким-то чувством гнетущей обреченности просто ждали, как судьбу он их решит.
– Каким оружием вы при татьбе пользовались?
– Вестимо каким, – усмехнулся Егорка, – дубинкой. Другого там нема.
– А как же топоры, вилы и так далее?
– Мало у кого они есть. Сабли же токмо у атаманов, да и то, – махнул он рукой. – Баловство это. Дубина она как-то сподручнее. От нее ни шуба, ни кольчуга не спасает. Ежели от всей души приложиться.
– Поместные дворяне, как вы сами сказывали, посекли вас походя. И дубины не помогли.
– Так есть. Но у них-то в руках сабли да луки. И они верхом на конях. С такими не так-то и просто совладать. Они же гады постоянно шевелятся. Пока замахнешься – глядь, а и нету их там более.
– Шутки шутите?
– Сам же разумеешь, что тати сила невеликая супротив поместных дворян.
– Разумею, – кивнул Андрейка. – Ладно. То дело прошлое. Грабили и грабили. От голода же, а не на потеху своей черной души. А вот дальше с вами делать – вопрос.
– А что делать? – удивился Устинка.
– Ты слово дал. – нахмурился Егорка и как-то весь подобрался. – И крест на том целовал. Что по лету волю нам дашь и по пять рублей.
– Дал. И в том я тверд. – согласился Андрейка. – Но так вы же не уйдете никуда.
– Да куда нам идти? – усмехнулся Устинка, хотя смотрел с прищуром и явно не это хотел бы сказать, если на чистоту.
– Вот я и думаю, что с вами дальше делать. Ежели вы два лета и зиму татьбой промышляли, то чему-то в том деле научились.
– Неужто ты и сам, хозяин, за татьбу решил взяться?
– Она мне ни к чему. А вот то, что вы дубинками махали – дело хорошее.
– Чем же оно хорошо?
– По первой мне надобно с кем-то сабелькой баловаться. Понятно – не настоящей. Надо будет из палки крепкой сделать ее для забав. А вы меня станете дубинками охаживать. Или копьями тыкать. Понятное дело – понарошку. Но все же это дело. Особенно, если вместе и с двух сторон наседать станете.
– А потом?
– А потом мне послужильцы понадобятся. Прийти по весне с двумя пешими боевыми холопами – всяко лучше, чем с обычными слугами. После верстки же я вас освобожу, и вы уже обычными послужильцами при мне будете.
Снова помолчали.
– Ну так что? Люба вам такая судьба?
– А чего же не люба? – посвежел Егорка.
– А то! – расплылся в улыбке Устинка.
Такого поворота судьбы они не ожидали.
Андрейка же… у него по большому счету и выбора не имелось. Поняв, кем были в прошлом его холопы он должен был им предложить что-то подобное. Просто потому, что бывших разбойников не бывает. И в слугах ходить они, конечно, могут. Но… Признаться, он не понимал, почему эти двое до сих пор не сбежали. Ведь хотели. Андрейка прекрасно видел, что хотели. Там, в Туле, не решились. Почему по дороге сюда, к старому поместью, не «сделали ноги» уже не понимал. Но теперь был уверен, что если бы он тогда краску
Переход бывших татей из селян в послужильцы – огромный карьерный рост. Который и семью позволяет завести сызнова. И на будущее для детей радужное надеяться. Ведь те так же смогут в послужильцы пойти. А там и в поместные дворяне, ежели отличатся, выбиться. На фронтире такая возможность имелась.
Возможно Андрейка посулил им слишком много.
Возможно.
Но ему требовались верные люди, максимально заинтересованные в нем. И других кандидатов в свою команду он пока не наблюдал. Что Агафон, что Афанасий – себе на уме и воспринимали Андрейку только как «дойную корову». Пока во всяком случае. Поэтому, обдумывая этот вопрос он и пришел к выводу о необходимости такой ставки…
Часть 2. Зима
– Наконец-то ты проснулся.
– Где мы?
– В самом безопасном месте в лагере, дружище.
– Это бордель?
– Ага.
Глава 1
1552 год, 25 сентября, где-то на реке Шат
Отец Афанасий сидел в лодке и кутался в свою свитку, стараясь как можно выше задрать воротник. Свитка та была обычным полукафтаном из сукна. И шилась по обычаям тех лет довольно просто. Брали отрез ткани. Изгибали его в плечах и разрезали спереди вдоль. По бокам вшивали клинья, дающие расширение одежды книзу [31] . И рукава, тоже очень простые, с ластовицами в подмышках. Иногда делался стоячий воротник, иногда нет. В данном случае он имелся.
31
В XIX веке за счет этих клиньев делали свитки приталенными.
Носили такого роду одежду в XVI веке все сословия. Сохранялась же она по всей Восточной Европе аж до XX века. Учитывая тот факт, что появилась свитка веке в XIII веке, то ее можно смело почитать самым универсальным и популярным на Руси видом одежды.
Другой вопрос, что ее иной раз по-другому называли. И с конца XV века нередко именовали полукафтаном в землях Московской державы. Это название оказалось более модным и довольно быстро вытеснило старое из употребления в состоятельных кругах. Поэтому ко временам Гоголя свитками называли полукафтаны либо на окраинах Российского государства, либо на селе.
Афанасий мог себе позволить и дорогое, крашенное сукно на свитку, но ограничился обычным из черной шерсти [32] . Он был достаточно умен для того, чтобы не «дразнить гусей» по пустякам. И не демонстрировать жителям Тулы и ее окраин свои материальные возможности. Поэтому одежду свою шил из добротной, но недорогой ткани. Однако держал ее всегда опрятной и исправной, не допуская рванины или излишней потертости. То есть, вид держал иным способом. Так ему проще было и с крестьянами беседы вести, и с посадскими, и с прочими. А у состоятельных людей испрашивать более внушительные пожертвования на нужды храма. Дескать, вон, даже одеться толком не получалось…
32
Цены на крашеную ткань были в 3–4 раза выше, чем на такую же, но не крашенную.