Сиротка
Шрифт:
— Ну, о чем ты подумала? — спросил он.
— Я хотела предложить сестрам оставить девочку у нас на лето, пока они будут в Шикутими. Эрмин всего полтора годика, в приюте ей будет плохо. Сестра Мария Магдалина со мной согласна. Мы заменяем крошке мать.
— Кто это — мы? — со вздохом поинтересовался муж.
— Эти святые женщины и я, — шмыгнула носом Элизабет. — Мать-настоятельница — сестра Аполлония, — пообещала подумать.
— Чует моя душа, скоро ты заведешь речь о том, чтобы ее удочерить! — недовольно сказал Жозеф. — Эрмин милая девочка и куда послушнее нашего сына, но если уж я и буду воспитывать ребенка, то только родного!
На
Многочисленные вагоны, груженные кипами бумажной массы, на рассвете отправятся в Роберваль, оттуда — в порт Шикутими и далее — в Квебек. Жозеф часто думал об этом. Перерабатывая древесное волокно, полученное из выросших в родном краю деревьев, прессуя губчатые сгустки, которым вскорости предстояло стать бумажной массой, он думал о том, какая судьба уготована его продукту. Суда перевезут бумагу через Атлантический океан, и там она превратится в газеты, которые возьмут в руки и станут читать жители других стран. Пресса достигла феноменального расцвета, и рабочий был этому рад. Он дорожил своим местом и своей зарплатой.
— Это утомительно — до самого сентября нянчиться с Эрмин, и прежде всего для тебя, Бетти, — возразил он. — Я хочу еще одного сына, понимаешь?
— Монахини заплатят за содержание девочки, — заверила она мужа.
Это был ее последний козырь.
— Ну, если так, делай как хочешь, Бетти, — зевая, сказал Жозеф. — Но ты больше не будешь таскать ее на руках.
Удовлетворенная ответом, молодая женщина дала обещание.
Теплый благоуханный воздух вливался в раскрытые окна монастырской школы, отделенной от дома семьи Маруа всего несколькими десятками метров. Сидя на краешке кровати, сестра Мария Магдалина вглядывалась в лиловое, усеянное звездами небо. Красота Валь-Жальбера в эти погожие и радостные майские дни ослепляла ее. Нигде не было и следа снега. Листва на деревьях, тысячи цветов на лугах, молодая травка вдоль дорог и тропинок до неузнаваемости изменили облик поселка.
Молодая монахиня прислушалась. Наконец она различила далекий рокот водопада и, полуприкрыв веки, представила, как стремительно несется и пенится река Уиатшуан, разбиваясь о камни. Безграничные запасы энергии и жизненной силы таились в этом неутомимом потоке, стремящемся к озеру Сен-Жан…
Мари-Эрмин едва слышно вздохнула во сне. Сестра Мария Магдалина посмотрела на девочку.
«Разве может быть что-то прекраснее, невиннее спящего ребенка?» — подумала она.
По нутру деревьев и растений разливался живительный сок, возрождалась к жизни природа, и молодая монахиня ощущала, что это перерождение затронуло и ее девственную плоть. Однако терзавшие ее сомнения она скрывала столь же старательно, как иные прячут симптомы постыдной болезни.
«Если у меня заберут мою обожаемую Мари-Эрмин, я разорву обет. Я еще могу выйти замуж и родить собственного ребенка!»
Покраснев, как маков цвет, сестра Мария Магдалина взяла четки. Через неделю или две матушка-настоятельница скажет, что намерена делать с девочкой.
«Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы наша дорогая сестра
Не кто иной, как романтичная Анжелика, продолжавшая жить мод монашеским покровом сестры Марии Магдалины, решила помочь Провидению…
В одно июньское утро сестра-хозяйка, всегда встававшая с петухами, нашла просунутый под входную дверь листок бумаги, свернутый вчетверо. Послание было адресовано сестрам, без уточнения имен. Мать-настоятельница протерла очки и прочла его.
— Что ж, Господь услышал наши молитвы, — сказала она, хмуря брови. — Эту записку оставили родители Мари-Эрмин. Летом они приедут, чтобы ее забрать. По-моему, у этих людей странные манеры. Я бы сказала даже — весьма эксцентричные.
Монахини обменялись удивленными взглядами. Удивленной выглядела и сестра Мария Магдалина, хотя щеки ее слегка порозовели. Когда о находке сообщили кюре, тот посоветовал оставить девочку на лето в семье Маруа.
— Я как следует отчитаю родителей вашей подопечной! — объявил он. — И потребую возмещения всех расходов, которые вы понесли, ухаживая за ней!
Элизабет каждый день ждала, что в Валь-Жальбер явятся таинственные родители Мари-Эрмин. Чаще обычного она украшала кудряшки девочки лентами и ласкала ее, горько сожалея о скорой разлуке. Очень часто молодая женщина прогуливалась от дома к фабрике и обратно, держа за ручки своего сына и маленькую подопечную. Это было благословенное время конкурсов на лучший сад, светлых платьев и веселых застолий на террасе отеля.
Процветание царило в Валь-Жальбере, процветание и безмятежность, ничем и никем не нарушаемые. А сестра Мария Магдалина, вернувшись из Шикутими и снова увидев колокольню монастыря и дом семьи Маруа, знала наверняка, что снова обнимет свою дорогую Мари-Эрмин.
Монастырская школа, конец сентября 1918 года
Прошло больше двух лет. Война все никак не кончалась. Множество канадцев умирало вдалеке от родины, но многие и возвращались из Европы: одни — раненными, другие — здоровыми. Они рассказывали соотечественникам об ужасах сражений, оплакивали миллионы погибших.
Целлюлозная фабрика работала все также активно, а в остальном жизнь поселка Валь-Жальбер текла размеренно и спокойно. Клены оделись в пурпур, березы — в оттенки светлого золота.
Осень одаривала людей последними дикими плодами. У крылечек и вдоль оград зацвели сиреневые астры.
Сестра Аполлония, занимавшаяся со старшими детьми, указала на тринадцатилетнюю Жанну, старшую девочку Тибо. Та встала, машинально расправляя свой наглаженный и накрахмаленный фартук. Светло-каштановые волосы девочки были заплетены в косу и уложены красивым венцом.
— Жанна, прошу вас, ваш урок по истории! Только три строчки! Продолжать будет Марта.
Настоятельница ободряюще улыбнулась своей ученице. Этот год должен был стать для нее последним в качестве преподавателя. Скоро на ее место придет новая директриса.
— Колонизацию Новой Франции, — приступила к изложению текста Жанна, — начал французский путешественник Самюэль де Шамплен. В 1608 году он основал поселение европейцев недалеко от индейской деревушки Стадакон, впоследствии ставшее городом Квебек.