Сиротская Ойкумена
Шрифт:
Человек в старом доме не смотрел в окно и ночного неба не разглядывал. Но и не спал – какой уж там сон. Дремотная ночь устраивалась на дворе, но сна не было ни в одном глазу. Перед глазами привычно заполыхали стены новостных порталов. Неуютно становилось в мире. Все ближе проступает и глядит нагло щетинистая и гнусная рожа с клыками – мировая война. Атлантическая коалиция демократических государств готовит масштабную операцию по смене режима в серверном пространстве. Элайджа снится Западу жутким исчадием ада уже не первый год.
Как-то раз Постникова осенила идея, где следует искать нужные сведения.
Подпись к фото поясняла:
«Дом Модератора, или Кафедральный Дворец, – неофициальные названия административного здания, выполненного в уникальном архитектурном стиле республики. Это монументальное сооружение расположено в республиканской столице городе Эфраим на берегу искусственного горного озера. Оно является центральным объектом великолепного архитектурно-ландшафтного комплекса «Озерная Плаза» и его краеугольным камнем. Экстерьер комплекса сочетает черты неоготики, классицизма и местной эклектики. Здание предназначено для торжественных приемов, церемоний, в нем размещены некоторые правительственные офисы и резиденция Модератора (местный аналог премьер-министра) Серверной Республики».
Город Эфраим, краса нового мира, отец всех городов Восточной Гондваны, столица республики и детище Модератора, кровавого диктатора – если верить половине новостей в мировой сети. Но нет никакой возможности объяснить, почему мирный город Эфраим мерещится Постникову лежащим в дымной гари и в диком немом отчаянии.
В ту ночь ему долго не спалось. Ворочался с боку на бок, сопел, – а сон все никак не сжаливался над ним. Постников снова засветил облако-экран и погрузился в него. Перечитывал не спеша и обстоятельно старые письма в почте. Кроме того невероятного, что было получено от дочери, были и другие.
Патрисия (США): «…Я живу за городом и каждое утро я смотрю за ручей и вижу, насколько природа разнообразна и пышна. У меня есть красивые зеленые декоративные кустарники Hollytree, они в это время года как раз расцветают и покрываются красными ягодами. А еще вижу большие сосны и ели, так что моя жизнь напоминает проживание в лесной чаще. Это мой мир. Я люблю сидеть на заднем дворе моего дома среди деревьев, глядя на ручей, и слушать животных, когда их слышно в лесу на пути к вечернему водопою».
Любовь (Россия): «… Пора вставать. Будить детей. Спросить, что им приготовить на завтрак. Хорошо, что сегодня не на работу… Из комнаты открывается прекрасный вид: двор, где весной расцветают яблони, две автомобильные дороги, железная дорога и – город как на ладони – район Втузгородок и все, что за ним. Башня «Исеть», красивая подсвечиваемая вечером, и салюты. Раньше
Дервла (Ирландия): «… Из своего дома я вижу равнинные окрестности Килдэра (это дублинский пригород). Я живу на высоком холме. Вижу скот на пастбище. Овец и гнезда перепелятников в кронах берез на фермерских участках. Я вижу мороз и солнце. И слышу птиц и собак. Поодаль я вижу прекрасный дуб идеальной формы. Он как будто срисован ребенком из книги. Я вижу облака и немного голубого неба. И самолеты, заходящие на посадку в аэропорту Дублина».
Морин (США): «… Не верится, что это – середина января. На прошлой неделе у нас была температура в подростковом возрасте и около двадцати. А сегодня тепло, солнечно и около 60 градусов по Фаренгейту. Глядя окна, я вижу: уже конец марта, за исключением того, что вся трава коричневая и не распускаются почки на деревьях. Солнце нагрело мне плечи, когда я гуляла с собакой, и сегодня уже можно выйти из дома без пальто и перчаток. Удивительно».
Анна (Россия): «… Я не люблю вид из своего окна на окружающие постройки. Но есть огромный купол неба и внизу на фоне новостроек маленькие старые домишки, которые скоро снесут. Я не смотрю в окно по утрам, отслеживаю лишь цветовую температуру. Летом много солнца, поэтому – плотные шторы, и вообще – я люблю сумерки. По утрам я вспоминаю сны и хотя бы лишнюю минуту даю себе возможность остаться в сонной неге… особенно, если снились сильные руки и любимые глаза. Думаю о проектах, о чашке кофе, о завтраке и о дочкиных косичках».
Утро, девять часов пятьдесят минут. Советская типовая пятиэтажка быстро нашлась как раз напротив школы. Первый ее этаж был отведен под городскую поликлинику, его стены сложены из светлого силикатного кирпича, а жилые четыре этажа надстроены из серых галечных панелей не самого изысканного экстерьера. У задней двери сидел на корточках мужчина лет тридцати в медицинском халате и спортивных брюках. Он был обут в белые полимерные тапочки, курил и явно плевать хотел на прохожего. Курильщик расположился под настенной надписью «Олег Степанов» с потеками краски, которая наводила на воспоминание о трех словах на валтасаровом пиру. Постникову подумалось, что как раз этот самый Олег и дымил ему в глаза, равнодушно глядя в сторону. Он приблизился и заговорил:
– Это вы Олег Степанов? Я от Михаила, здравствуйте.
Сидящий медик медленно поднял голову, очень внимательно осмотрел спросившего с ног до головы и, поразмыслив, изрек:
– Нифига. Степанов Олег помер год назад. Его дрезиной на переезде переехало по синьке. На погосте теперь ищи.
Постников ответил, что необходимости в этом никакой нет, и спросил, не сам ли Михаил перед ним. Но выяснилось, что Михаил – тот самый военный чиновник, лучший друг симпатичных женщин и почти что главный военный врач военного округа в звании полковника. Оказалось также, что Михаил вместе с ним, курящим доктором, учились в медицинской академии на одном курсе.