Системный администратор
Шрифт:
И тут Пашка похолодел. Разом понял, что маскировка была абсолютно нелишней!
Она стояла на помосте рядом с чинушами в чёрных костюмах. Мёртвая деваха в зимнем комбинезоне внимательно оглядывала толпу.
Вот скотина упёртая!!!
Но ладно. Марципан не узнал его в лоб.
Только вот что, если призрака всё-таки затронула адаптация?..
На всякий случай Пашка попятился, оставляя Люську приглушённо здороваться с одноклассниками, и чуть не наступил на Зинку, которая стояла у него за спиной в компании биологички и какой-то незнакомой толстой тётки.
— Здравствуй,
— Ой, Зинаида Дмитриевна, извините, — смешался Пашка. — Я вас не заметил. Здравствуйте, Мария Васильевна, — поприветствовал он и вторую училку.
Биологичка кивнула.
А с Зинкой чё? Куда подевались все дружеские чувства? Ну да, он пропал, но и учебный год ведь кончился… И вдруг Пашка с ужасом понял, что в школе все взрослые остались уверены в том, что ученик Соколов намеренно обосрался посреди репетиции линейки в знак протеста! Он же так и не подошёл к Зинке ни разу с тех пор! Не ответил на её звонки! А после того как выложил видос обсёра на собственной странице по совету физрука, она уже не трезвонила. И Пашка на фоне своих треволнений вообще про неё забыл!
Соколов-младший почувствовал, как щёки начинают пылать.
И это после всего, что математичка сделала для него по доброте душевной! Ну он и урод!
— Зи-зинаида Дмитриевна… я… мне… надо поговорить с вами… объясниться… Вы, наверное, очень плохо обо мне думаете… но я не…
Он мученически глянул на биологичку и неведомую тётку. К ним уже шла завуч.
— Мне кажется, сейчас не лучшее время, Соколов, — произнесла Зинка. — Если тебе есть что сказать, приходи. Ты знаешь куда. А здесь мы все, чтобы проститься с Игорем Максимовичем.
— Д-да. Я… я обязательно зайду. Сегодня или завтра, вы не против?
— Я не против, — чуть-чуть мягче отозвалась Зинка, тогда как черты училки биологии сделались прямо-таки каменными, а губы превратились в тонкую нить.
Началась официальная часть прощания, и все примолкли, разворачиваясь к импровизированной сцене. Какой-то чувак, не иначе ведущий (это на похоронах-то!) завёл обтекаемые дифирамбы о гении историка как педагога и руководителя города, ловко вуалируя тот факт, что покойный полез в петлю в собственном кабинете. Упоминал только, как того терзала скорбь о пропавших без вести близких.
Пашка протолкался обратно к Пионовой, чтобы она не обиделась. Надо было выдержать этот цирк и при первой возможности сваливать: Лиля всё ещё торчала на краю возвышения и сканировала толпу прищуренным злобным взглядом.
Вот слово взял вновь избранный предыдущий мэр, очень серьёзный и деловой. Так и лучащийся скорбью, хотя Пашка подозревал, что в душе он скачет от радости. Мэр подхватил ту же волынку. Становилось жарко. Неясное чувство вины за то, что случилось с историком, нарастало, вгрызаясь изнутри. В горле образовался ком.
И вдруг со сцены прозвучало:
— … Я хочу принести свои самые искренние соболезнования Вадиму Якушевичу, единственному сыну покойного, — проговорил в конце своей долгой речи мэр. — И от имени всех структур города пообещать вам, Вадим Игоревич, что расследование о пропаже
Пашка, который почему-то даже помыслить не мог, что у историка были дети, во все глаза уставился на худого, жилистого парня в очках, мрачно отделившегося от первого ряда толпы и поднимающегося на помост. Ему было лет около двадцати, хотя на внешность полагаться особо не стоит — уж Пашке ли не знать.
У гнидня был сын! Ставший круглым сиротой, потому что этот урод собственноручно снёс и его мать, и его бабушку из реальности! Обалдеть!
От присутствия, пусть и довольно далеко, этого жилистого парня стало ещё неуютнее, будто это он, Пашка, был виноват во всех бедах младшего Якушевича.
Каково оно? Сначала пропадают без следа мама и бабуля, потом батя ни с того ни с сего из вшивого препода превращается во всеми любимого мэра, а следом вдруг раз — и его тоже больше нет?
Блин, бедолага какой. Врагу не пожелаешь…
Наверное, он даже любил гнидня. Всякого хоть кто-то да любит…
— Ля-я-я-я, у него сын, — выдавил рядом вполголоса Марципан.
Тем временем парень занял своё место около почтительно склонившего голову мэра и развернул к себе микрофон на ножке. Окинул каким-то странным, будто бы брезгливым взглядом толпу собравшихся и шеренгу видеооператоров. Прочистил горло.
— Мой отец никогда не покончил бы с собой, — громко объявил он в микрофон скрипучим, полным ненависти голосом, — из-за того, что пропала мама! Скорее бы он вздохнул с облегчением! Мой отец был мелочным, убогим и совершенно бездушным! Я не понимаю этого вашего поклонения! Мне противен этот цирк!
Глава 14
Тотальный ахуй
— Юноша… — попытался вмешаться мэр.
Сын гнидня схватил треногу микрофона правой рукой и подался вместе с ней вбок.
— Я не имею понятия, — по кладбищу прокатился скрипящий гул динамиков, — как он умудрился занять такой пост, но я рад, что его не стало! Он был мразью всю свою жизнь, ему было плевать на всех вокруг, начиная с меня и кончая его учениками в школе! И когда вы таки найдёте маму и бабушку, они будут трупами! А вы все поймёте, кто на самом деле мой отец!
По толпе прокатился рокот, скучающие журналисты проснулись и навострили уши. Какие-то мужчины при галстуках кинулись на помощь мэру и почти насильно отволокли злобствующего парня от микрофона.
— Юноша находится в шоке! — нервно начал завладевший усилителем голоса глава города, пытаясь замять скандал и перекрыть гомон толпы. — Мы должны быть снисходительными к горю! Вадиму Якушевичу будет оказана квалифицированная помощь лучших психологов, все расходы берёт на себя городской совет как дань памяти моему предшественнику. Игорь Максимович был потрясающим, уникальным человеком, который не успел очень многого в своей жизни. И каждый может понять, что горе способно сломить даже самую сильную личность. Его груза не вынес Игорь Максимович, оно придавило его несчастного сына…