Сияние ангела

Уэзерли Ли

— Само собой, — спокойно ответила я. Его взгляд был ласковым, но взволнованным. Я посмотрела на его привычное мужественное лицо, на свежий синяк на щеке и замешкалась. Мой взгляд задержался на синяке. Я хотела погладить его и поцеловать. Я очень, очень сильно хотела поцеловать Алекса.

Вдруг он улыбнулся, и у меня застучало сердце.

— Не смотри на меня так, или тут случится скандал.

Я просто стояла рядом с ним и смотрела, как он улы­бается, и на минуту мне стало лучше.

— А как я смотрю? — невинно спросила я, заправила патроны и положила обойму на стол.

— Ты отлично знаешь. Как будто все время думаешь о кладовке. — Он положил свою руку на мою и

слегка погладил мой палец. Мы улыбнулись друг другу. Он посмотрел через плечо, и улыбка исчезла. Он снова стал серьезным и сосредоточенным. — Мне стоит пойти посмотреть, как там у них дела. Может, пока попрактикуешься с патронами? Я скоро вернусь и начну учить тебя стрелять.

Он показал мне, как разряжать обойму, и занялся остальными. Я рассеянно проследила за ним взглядом, наслаждаясь его мускулистыми плечами под футбол­кой, растрепанными темными волосами, чувством уве­ренности, которое он излучал, даже не подозревая об этом, — одной своей походкой, легкой и непринужден­ной.

И тут я увидела кое—что, что даже не знала, как вос­принимать.

Кара смотрела на него точно так же.

Дни проходили в рутине.

Я научилась стрелять. Начала тренировать меткость имеете с другими. Постоянно смотрела новости, чтобы шить, что происходит в мире. Мы жили как сельди и бочке, но избегали стычек друг с другом. Нас было не гак уж много, но дом казался переполненным. Помимо спален, у нас были тир, кухня, гостиная и несколько кладовок, настолько забитых коробками, что туда было не попасть. Еще был крошечный спортзал с парой тренажеров и штангами. Там все тренировались. Даже я — потому что сходила с ума в четырех стенах. Алекс не хотел выпускать меня одну из дома, пока он не будет уверен, что я смогу себя защитить. Он не просто переживал за свою девушку. То же самое касалось и других УА, кроме Кары.

Другие УА. Странно было ощущать себя одной из них.

Алекс был недоволен результатами первых стрельб. Потом он сказал, что ребята слишком неподвижные. Удобно стрелять, если цель стоит на месте, но, к сожа­лению, у ангелов была забавная привычка: они никак не хотели замирать, если в них летели пули. Алекс соору­дил мишени, которые падали с потолка, и начал трени­роваться вместе со всеми. В мгновение ока стена позади мишеней была испещрена пулями, как на войне.

— Отстой, чувак, — посетовал Сэм через несколь­ко дней, красный от стыда, когда опять промахнулся. Мишень качалась на цепочке — безумный глумли­вый маятник. — Мы только этим и занимаемся целы­ми днями. Когда мы уже выйдем отсюда и подстрелим парочку настоящих ангелов, чтобы подготовиться к Совету?

— Когда вы будете попадать хотя бы в девяносто процентов мишеней, — отрезал Алекс.

Он забрал у Сэма пистолет и выстрелил по мишени, которая все еще болталась на цепочке. Выстрелил раз, второй, третий. Три раза в яблочко. Команда притихла.

— Вот чего я хочу. — Алекс вернул пистолет Сэму. — Пока вы не будете стрелять так же, вы близко не подой­дете к ангелам. И точка. Ничего не выйдет, пока вы не сможете по—настоящему их поразить.

Он вернулся к работе. Никто ему ничего не ответил, но по группе прошла волна решимости. Ребята получи­ли заряд. Алекс заставлял каждого стрелять каждый день по несколько часов, а когда они этого не делали, следил за тем, чтобы они тренировались в зале и поддержива­ли форму. Он также обсуждал с командой стратегию, натаскивал их на разные тонкости: например, если тебя атакуют, не стоит приводить ангелов прямо к дверям дома.

Он был прекрасным учителем, терпеливо и подробно все объяснял, но он не забывал, что всего через десять недель каждый должен быть готов использовать единственный

шанс человечества против ангелов. Хотя он никак не показывал, что побаивается ответственности, я знала, какой камень у него на душе. Я смотрела на него и не верила, что ему всего восемнадцать — из—за этой ноши он казался настолько старше своих лет, что это разрывало мне сердце. И хотя я никогда не знала его отца, но, когда Алекс на кухне объяснял схемы в окру­жении всей команды, я откуда—то знала, что он точно такой же, как его отец.

Судя по тому, что показывали по телевизору, мир изменился. Раньше можно было пару дней ничего не слышать про ангелов. Но не теперь. Переключая ка­налы, я натыкалась то на ток—шоу, где обсуждали los 'angeles, то на документальный фильм, основанный па реальных историях из жизни ангелов, то на музы­кальный клип, где все танцевали в ангельских кры­льях. У нас были CNN и еще несколько американских кабельных каналов, и мы видели, что в Штатах было то же самое. В изобилии показывали новые шоу — «Кто такой ангел?», «Путь ангела», «Ангелы 1—2—3». Все они смотрелись довольно убого, как будто были сделаны на коленке, но, очевидно, пользовались огромным спро­сом. Все потонуло в изображениях хищников, и люди были только рады. Когда в новостях показывали слу­чайные улицы, в кадре обязательно мелькали люди с ангельскими крыльями. Это была новая мода: крылья означали, что ты видел ангела. В объектив часто попа­дали люди, которые мечтательно глядели куда—то вдаль и наслаждались красотой существа, доступного только их взгляду.

С учетом этого неудивительно, что больницы были переполнены и ситуация становилась все хуже. Я вспомнила документальный фильм, который я ви­дела в Теннесси, — коридоры больницы заставлены кроватями, девочка—подросток с усталыми глазами, обожженными ангелом. Это было всего два месяца назад — теперь такая картина казалась практически оптимистичной. В Америке и Мексике люди буквально умирали на полу в больницах. Иногда было невозможно дождаться «скорой» или найти место в госпитале. Люди протестовали, требуя от правительства что—нибудь сде­лать. В Мехико было еще хуже. Собор, ставший частью Церкви ангелов, отреставрировали за счет налогопла­тельщиков. Большинство всецело поддерживало это, но группа «Крестоносцы за права человека» была воз­мущена тем, что эти средства не пошли на медицину. Протесты переходили в яростные столкновения между Крестоносцами и Правоверными.

Один раз мы видели по телевизору Разиэля.

Он был в человеческом облике, шел по собору в Денвере и, видимо, показывал разрушения; коммента­рий был на испанском. Я сидела на протертом диване и не могла оторвать взгляд от экрана. Я была так рада, что никто, кроме Алекса, не знает, что он мой отец.

— Подонок, — пробормотала Кара. Обычно по вече­рам она гуляла с Льюисом, пытаясь добыть информа­цию, но сегодня она для разнообразия осталась дома. Она устроилась в кресле, скрестив ноги, и красила ногти. — Я ненавижу всех ангелов, но этот особенный. Я хочу бросить что—нибудь в экран всякий раз, когда его вижу.

— Ты не одна такая, — сказал Алекс. Он сидел рядом со мной. Он взял меня за руку и сжал ее, когда показа­ли панораму собора. Он был в лесах, и десятки рабочих ремонтировали разрушенный этаж и рухнувший по­толок. Я смотрела на место, где укрывалась две недели назад. Вспомнила, каково это — умереть, и сжалась.

Снова появился Разиэль. Черные как смоль волосы, изысканное чувственное лицо. Длинные тонкие руки, которые он глубоко погрузил в энергетическое поле моей мамы, когда она была двадцатилетней студенткой Нью—Йоркского университета. Пока он говорил, внизу экрана прокручивались испанские субтитры.