Сияние богов
Шрифт:
Затем он обратил взор на трех рыбаков и спросил:
– Вы принесли рыбу, дети мои?
– Да, отче. Она хорошо провялилась. – Андрей поставил на стол корзинку с четырьмя вялеными рыбинами.
– А хлеб? Кто-нибудь принес хлеб?
– Мы принесли хлеб, отец! – хором проговорили две девочки, лет двенадцати на вид, и поставили на стол корзинку с караваем.
Навин улыбнулся и пододвинул к себе обе корзинки, а затем вынул каравай, отломил от него кусок и передал сидящему рядом старику, тот передал его дальше. Навин отломил еще кусок
Глеб сидел на другом конце стола, с куском хлеба в руке и с отвисшей от изумления челюстью. Наконец, каждый из пятидесяти или шестидесяти человек, сидящих за столами, получил свой кусок хлеба.
«Это невозможно! – подумал Глеб, чувствуя, что вот-вот сойдет с ума. – Такого просто не может быть!»
А в руках у Навина оставалась еще четверть каравая, которую он положил обратно в корзинку. Затем проповедник пододвинул к себе корзинку с вяленой рыбой. Опустил туда руки, оторвал от рыбьего бока кусок вяленого мяса, вынул из корзинки и спокойно передал его старику.
«Если он проделает тот же фокус и с рыбой, придется признать, что он – Сын Божий!» – нервно усмехнувшись, подумал Глеб.
Навин тем временем вынимал из корзинки уже шестой кусок рыбы. Глеб замер с открытым ртом. Он сам видел, что в корзинке было всего четыре рыбины, но Навин все доставал и доставал оттуда рыбье мясо, будто перед ним стояла не легкая корзинка, а бездонная бочка, доверху заполненная вялеными лещами.
Через пару минут каждый член общины, включая и Глеба, получил по большому куску рыбы.
Глеб, покрываясь потом от изумления и волнения, прикинул в уме, что если сложить все куски рыбы воедино, понадобится не меньше десяти корзинок, чтобы унести ее.
Навин отставил корзинку в сторону и взглянул на Глеба. А потом заговорил, и, несмотря на то что Глеба и проповедника разделял длинный-предлинный стол, а голос Навина звучал тихо, Глеб слышал каждое его слово так, словно Навин сидел рядом.
– Ты плохо выглядишь, странник, – сказал проповедник. – Я могу помочь тебе.
Глеб посмотрел на хлеб и рыбу, которые держал в руках, снова поднял взгляд на проповедника и хрипло пробормотал:
– Благодарю тебя, отче, но я не болен. Просто устал с дороги… – Он сглотнул слюну и добавил с вымученной улыбкой: – Должен тебе сказать, что я никогда прежде не видел ничего подобного тому, что ты делаешь… А повидал я немало.
Навин улыбнулся.
– Ты не видел и сотой доли того, на что я способен. Говорю это тебе без гордости, сын мой. Просто чтобы ты знал – это лишь малая толика того, что тебе предстоит увидеть. Ты ведь никуда не спешишь?
Глеб покачал головой.
– Нет, отче. И даже больше: я не премину задержаться в твоей общине подольше, если, конечно, ты не прогонишь меня.
Навин чуть склонил голову набок и произнес мягким, доброжелательным голосом:
– Мы рады каждому, кто хочет присоединиться к нашим молитвам
Глеб совсем забыл, что представился рыбакам этим именем, и, услышав подобное обращение, едва не вздрогнул от неожиданности.
– Благодарю тебя, отче, – пробормотал он.
Навин кивнул и сказал:
– Я хочу поговорить с тобой наедине. Ты не возражаешь?
– Н-нет… – вновь промямлил Глеб. И, спохватившись, добавил твердым голосом: – Конечно, нет.
– Тогда после обеда мы с тобой уединимся в Белой избе и побеседуем. А теперь… – Навин обвел благосклонным взглядом замершую в ожидании его слов паству и улыбнулся: – пора приниматься за трапезу.
3
После обеда рыбак Андрей отвел Глеба в небольшую избу, сооруженную из тесаных бревен, покрашенных белой краской. Изба была небольшая – сени да горница. В горнице Глеб увидел стол, кровать, лавку и небольшую печурку.
Усадив Глеба за стол, Андрей ушел. Однако Первоходу не пришлось долго пребывать в одиночестве. Меньше чем через минуту дверь снова открылась, и в горницу вошел проповедник Навин.
Глеб невольно привстал, но проповедник жестом попросил его не вставать. Подойдя к столу, Навин сел напротив Глеба и посмотрел на него внимательным, добрым взглядом. Потом разомкнул красиво очерченные губы и негромко попросил:
– Матрена, принеси нам чего-нибудь попить.
Дверь приоткрылась, и в горницу заглянула тетка в белом платке.
– Отче, в сенях есть только вода. Хочешь, я пошлю мальчишек на ледник за холодным квасом?
Навин качнул головой.
– Нет. Пусть будет вода.
– Хорошо, отче.
Матрена скрылась, но меньше чем через минуту внесла в горницу деревянный ковш с водой и поставила его на стол.
– Что-нибудь еще, отче?
– Нет, Матрена. Благодарю тебя.
Матрена ушла, и Глеб с Навином остались в горнице одни. Проповедник взглянул на ковш. Вода тихо плеснулась в ковше, отразив свет лучин и жирников.
– Испей воды, добрый гость, – проговорил Навин и пододвинул ковш к Глебу.
Глеб не хотел пить, но из вежливости взял ковш и осторожно поднес его к губам. Вода была не слишком чистая и слегка попахивала водорослями. Однако Глеб смело глотнул из ковша. И вдруг закашлялся и едва не выронил ковш из рук.
Прокашлявшись, он вытер выступившие на глазах слезы и недоверчиво и изумленно понюхал воду в ковше. Сомнений быть не могло – вода каким-то непостижимым образом превратилась в красное вино. Терпкое, с приятной кислинкой.
Первоход поднял глаза на Навина. Тот улыбнулся:
– Понравилось?
Глеб снова поднес ковш к губам и слегка отпил. Вино! Точно вино! Великолепное вино, и никакого запаха водорослей!
– Как? – изумленно спросил Глеб. – Как ты это сделал?
– Как я это сделал? – Навин улыбнулся. – Ты знаешь как. Я просто благословил эту воду.