Сияние (др. издание)
Шрифт:
— Разумеется. Когда я был маленьким, у меня у самого в комнате было гнездо. Отец подарил. Дэнни, хочешь, повесим его в твоей комнате?
— Ага! Прямо сейчас!
Он развернулся и стрелой влетел в двустворчатую дверь. С главной лестницы донесся приглушенный быстрый топот.
— Значит, осы наверху были, — сказала она. — Тебя покусали?
— Где мое «Пурпурное сердце»? — спросил Джек и продемонстрировал палец. Опухоль уже начала спадать, но Венди должным образом разохалась и легонько поцеловала его.
— Жало вытащил?
— Осы его не оставляют. Это пчелы. У них жало
— Джек, ты уверен, что для Дэнни гнездо не опасно?
— Я применил дымовую шашку и все сделал по инструкции. Дается гарантия, что за два часа эта штука выморит всех жучков-паучков до единого, а потом дым рассеется без следа.
— Ненавижу, — пробормотала она.
— Кого… ос?
— Все, что кусается, — ответила Венди и, скрестив руки на груди, обхватила себя за локти.
— Я тоже, — сказал Джек и обнял ее.
16. Дэнни
Венди даже из спальни слышала, как строчит принесенная Джеком снизу пишущая машинка. Вот она оживала на тридцать секунд, затем на пару минут воцарялась тишина, а потом машинка снова давала короткую очередь. Это немного напоминало треск автоматной стрельбы. А себя Венди представляла сидящей в укрытии. Треск машинки звучал для нее музыкой: так ровно Джек не работал со второго года их брака, когда он написал тот рассказ, что купил «Эсквайр». Он сказал, что к добру ли, к худу ли, но к концу года думает закончить пьесу и взяться за что-нибудь новенькое. А еще он сказал, что ему наплевать, произведет ли отправленная Филлис «Маленькая школа» фурор, или же пьеса бесследно канет, — и это Венди тоже допускала. Сам процесс его творчества вселял в нее бесконечно много надежд — не потому, что она многого ожидала от пьесы, а потому, что муж, кажется, начал медленно закрывать массивную дверь в полную чудовищ комнату. На эту дверь он налегал плечом уже давно, и вот наконец она качнулась, чтобы закрыться.
Каждый нажатый им клавиш еще чуть-чуть закрывал ее.
— Смотри, Дик, смотри.
Дэнни склонился над одним из пяти стареньких букварей, которые Джек откопал в Боулдере, безжалостно перетряхнув бесчисленные букинистические лавчонки. С их помощью Дэнни выйдет по чтению на уровень ученика второго класса. Она говорила Джеку, что такие планы слишком честолюбивы. Их сын — умница, они знают это, но было бы ошибкой слишком быстро подталкивать его к слишком высоким результатам. Джек согласился. Никаких подталкиваний не будет. Но раз мальчик схватывает быстро, следует быть готовым к этому. Сейчас Венди задумалась — может быть, и в этом Джек тоже был не прав?
Подготовленный четырьмя годами обучающей телепередачи «Улица Сезам» и тремя — «Удивительной компании», Дэнни, похоже, шел вперед с пугающей быстротой. Он сутулился над безобидными книжонками, словно от умения читать зависела его жизнь, а приемник и бальзовый планер пылились на полке над его головой. В уютном свете близко расположенной длинношеей лампы, которую они поставили в комнату Дэнни, его личико выглядело более напряженным и бледным, чем ей хотелось бы. Он очень серьезно относился и к чтению, и к листочкам для самостоятельной работы, которые для него каждый день составлял отец. Изображения яблока и груши. Под ними крупным, аккуратным почерком Джека написано: яблоко.
Он медленно водил пальцем по строкам в букваре. Над ними была картинка, которую Венди смутно помнила с тех пор, как девятнадцать лет назад сама ходила в начальную школу. Смеющийся мальчик с темными волнистыми волосами. Девочка в коротком платьице, голова в светлых кудряшках, в руке прыгалки. Пес, скачущий за большим красным мячом. Троица из первого класса: Дик, Джейн и Джип.
— Смотри, Джип бежит, — медленно читал Дэнни. — Беги, Джип, беги. Беги, беги, беги. — Он замолчал и перевел палец строкой ниже. — Смотри… — он еще ниже наклонился над книгой, почти касаясь носом страницы. — Смотри…
— Не так близко, док, — спокойно заметила Венди. — Глаза испортишь. Это…
— Не говори! — сказал он, рывком выпрямившись. В голосе звучала тревога. — Мам, не говори, я могу сам!
— Хорошо, милый, — сказала она. — Но это не так уж важно. Честное слово.
Не обратив на нее внимания, Дэнни опять наклонился вперед. Лицо малыша приняло то выражение, какое чаще всего можно увидеть на выпускном экзамене в каком-нибудь колледже. Венди это нравилось все меньше и меньше.
— Смотри, мэ… я… че… Смотри, мэяче? Смотри… МЯЧ!
Внезапное торжество. Горячность. Горячность в голосе Дэнни пугала.
— Смотри, мяч!
— Правильно, — сказала она. — Милый, я думаю, на сегодня хватит.
— Мам, еще пару страниц. Пожалуйста.
— Нет, док. — Она решительно закрыла книжку в красной обложке. — Пора спать.
— Ну, пожалуйста.
— Дэнни, не приставай. Мама устала.
— Ладно. — Но он бросил на букварь тоскливый взгляд.
— Иди поцелуй отца, а потом умойся. Не забудь почистить зубы.
— Ага.
Он вышел сутулясь — маленький мальчик в пижамных штанах и большой фланелевой фуфайке с футбольным мячом на груди и надписью ПАТРИОТЫ НОВОЙ АНГЛИИ на спине.
Машинка Джека перестала стучать, и Венди услышала, как Дэнни от души чмокнул отца.
— Спокойной ночи, пап.
— Спокойной ночи, док. Как дела?
— По-моему, хорошо. Меня мама остановила.
— Мама права. Уже почти девять. Идешь мыться?
— Ага.
— Замечательно. У тебя в ушах уже картошку можно сажать. И лук, и чеснок, и морковку, и…
Решительный щелчок двери в ванную оборвал смех Дэнни. Он предпочитал мыться в одиночестве, хотя они с Джеком придерживались мнения «смотрят, ну и наплевать!». Еще один признак того — а признаков этих становилось все больше, — что в доме живет не просто снятая под копирку копия одного из них, не комбинация качеств их обоих, а другой человек. Это немного печалило Венди. Настанет день, и собственное дитя превратится для нее в чужого человека… и она станет ему посторонней. Но не до такой степени, как ее мать для нее. Боженька, пожалуйста, пусть будет иначе! Пусть Дэнни и взрослый будет любить свою мать по-прежнему.