Сияние (др. издание)
Шрифт:
«Ну ладно, — подумала она, — самое время. Собралась поговорить, так говори сейчас или раз навсегда успокойся».
— Дэнни, — сказала она, стараясь, чтобы тон был как можно более небрежным. — Тебе не будет лучше, если мы уедем из «Оверлука»? Если не останемся на зиму?
Дэнни опустил глаза вниз, на руки.
— Наверное, — проговорил он. — Да. Но тут папина работа.
— Иногда, — осторожно произнесла Венди, — мне приходит в голову, что папа тоже стал бы счастливее, если бы мы уехали из «Оверлука».
Они проехали указатель, гласивший САЙДВИНДЕР — 18
— Ты правда так думаешь? — спросил Дэнни. Он некоторое время с интересом смотрел на нее, потом покачал головой: — По-моему, нет.
— Почему?
— Потому, что он беспокоится за нас, — сказал Дэнни, подбирая слова. Объяснять было трудно, он сам понимал так мало. Он обнаружил, что возвращается к началу — к тому случаю, о котором рассказывал мистеру Холлоранну. Как в универмаге большой парень глядел на приемники и хотел один из них украсть. То ощущение причиняло страдание, но по крайней мере даже еще под стол пешком ходившему Дэнни было понятно, что происходит. Но со взрослыми вечно выходила неразбериха — любое возможное действие мутным облаком заволакивало мысли о последствиях, сомнения, представления о себе, любовь и чувство ответственности. Казалось, любой возможный выбор имеет отрицательные стороны, и иногда Дэнни не мог понять, почему эти недостатки — недостатки. Это давалось очень трудно.
— Он думает… — снова начал Дэнни и быстро взглянул на мать. Она смотрела не на него, а на дорогу, и мальчик счел, что можно продолжить. — Он думает, может, нам будет одиноко. А потом думает, что ему тут нравится и что это неплохое место. Он нас любит и не хочет, чтоб мы чувствовали себя одинокими… или грустили… но считает, что, даже если сейчас это так, в ПЕРСПЕКТИВЕ все будет о’кей. Знаешь, что такое ПЕРСПЕКТИВА?
Она кивнула:
— Да, милый. Знаю.
— Он беспокоится, что, если мы уедем, он не найдет другую работу. Что нам придется побираться… или что-то в этом роде.
— Это все?
— Нет, но остальное все перепутано. Потому что теперь папа другой.
— Да, — сказала Венди чуть ли не со вздохом. Спуск стал чуть более пологим, и она осторожно переключила на третью передачу.
— Я не выдумываю, мам. Честное слово.
— Знаю, — с улыбкой откликнулась она. — Это Тони тебе рассказал.
— Нет, — сказал он. — Просто я знаю. Доктор не поверил в Тони, да?
— Забудь про доктора, — сказала Венди. — Я верю в Тони. Не знаю, кто или что он такое — то ли особая частичка тебя самого, то ли приходит из… откуда-то извне, — но я в него верю, Дэнни. И если ты… он… думает, что нам следует уехать, мы уедем. Мы уедем вдвоем, а к папе вернемся весной.
Он посмотрел на нее с затаенной надеждой:
— Куда уедем? В мотель?
— Милый, мотель нам не по карману. Придется пожить у моей мамы.
Надежда в лице Дэнни умерла.
— Я знаю… — сказал он и замолчал.
— Что?
— Ничего, — пробормотал мальчик.
Она снова переключила
— Нет, док, пожалуйста, не говори так. Наверное, поговорить об этом нужно было давным-давно. Так что прошу тебя. Что ты знаешь? Я не рассержусь. Нельзя сердиться, дело слишком важное. Говори со мной честно.
— Я знаю, как ты к ней относишься, — сказал Дэнни и вздохнул.
— Как?
— Плохо, — объявил Дэнни, а потом затянул нараспев, рифмуя, пугая Венди: — Гнусно — грустно — чтоб ей было пусто… Как будто она вовсе не твоя мама. Как будто она хочет тебя съесть. — Он испуганно взглянул на Венди. — И потом мне там не нравится. Она всегда думает, что справилась бы со мной лучше, чем ты, и о том, как бы отобрать меня у тебя. Мам, я не хочу туда. Лучше уж жить в «Оверлуке», чем там.
Венди была потрясена. Неужели у них с матерью дела обстоят настолько плохо? О Господи, если так оно и есть, а малыш действительно может читать, что они думают друг о дружке… какой же это ад для него! Она вдруг почувствовала себя голее голого, словно ее застукали за чем-то непристойным.
— Ладно, — сказала она. — Ладно, Дэнни.
— Ты на меня сердишься, — произнес он тоненьким голоском, готовый в любой момент расплакаться.
— Нет, честное слово. Я просто… ну… потрясена.
Они миновали указатель САЙДВИНДЕР — 15 МИЛЬ, и Венди немного расслабилась. Отсюда дорога была лучше.
— Хочу задать тебе еще один вопрос, Дэнни. И хочу, чтобы ты ответил мне так честно, как только можешь. Сделаешь?
— Да, мам, — почти прошептал он.
— Папа снова пьет?
— Нет, — сказал он и подавил слова, поднявшиеся к губам вслед за этим простым отрицанием: пока нет.
Венди еще чуть-чуть расслабилась. Она положила ладонь на обтянутую джинсами коленку Дэнни и сжала ее.
— Папа очень старался, — мягко сказала она. — Потому что любит нас. А мы любим его, разве не так?
Он серьезно кивнул.
Она продолжала, будто для себя самой:
— Он не идеальный человек, но он старался… Дэнни, он так старался! Когда он… перестал… то словно в аду очутился. И все еще идет по этому аду. Думаю, если бы не мы, он бы просто сдался. Я хочу поступить правильно. Но не знаю как. Надо уехать? Остаться? Все равно, как если б я выбирала из двух зол.
— Я знаю.
— Сделаешь для меня кое-что, док?
— Что?
— Постарайся заставить Тони прийти. Прямо сейчас. Спроси его, в «Оверлуке» мы в безопасности?
— Я уже пробовал, — медленно произнес Дэнни. — Сегодня утром.
— И что же?
— Он не пришел, — сказал Дэнни. — Тони не пришел.
И вдруг разразился слезами.
— Дэнни, — встревоженно сказала она. — Милый, не надо. Пожалуйста.
Грузовичок вынесло за двойную желтую линию, и, перепугавшись, Венди вернула его обратно.
— Не отвози меня к бабушке, — попросил Дэнни сквозь слезы. — Пожалуйста, ма. Я не хочу туда, я хочу с папой…
— Ладно, — мягко сказала она. — Ладно, так мы и сделаем. — Венди вытащила из кармана рубашки в стиле «вестерн» бумажный носовой платок и протянула Дэнни. — Останемся. И все будет отлично.