Сияние жизни
Шрифт:
— Смотри, Европа, никак, озаботилась усилением тихоокеанских рубежей, — прищурился Синдзи, рассматривая уже запыленную, но явно свежую эмблему группы армий «NERV» на башнях машин.
— А то, — надсаживаясь, отозвался сквозь грохот и лязг лейтенант. — Вчера разгрузились. Целый конвой. Порт Пуако, говорят, задымили — караул. Двадцать транспортов, два линкора, три крейсера, не то семь, не то восемь эсминцев и даже авианосец.
— Дааа, какая у нас любовь теперь царит в мире, Аоба. Аянами читала сводку, так там писали, что Советы Райху двести машин отправили взамен тех, что в Гудзон сбросили…
— Советы и нам отправляют. Вчера вот две береговые батареи прибыли, восемнадцатидюймовки.
— Ох ты ж, да я много упустил, —
— Я тебе что, адмирал Фуюцки? Вроде их на «Мисиму» загрузили, может, базу на Исла эль Муэрта усилят. А там — кто знает.
Синдзи замолчал, а вездеход продолжил путь, двигаясь от серого научного района к бело-зеленому жилому. Деревья вокруг встречались все чаще, дороги становились все симпатичнее, следов тяжелой военной и транспортной техники — все меньше. Шоссе, на которое они выехали, проходило в стороне от белых кварталов Хило, огибало их по холмам, и весь город был виден до мельчайших деталей, вплоть до перистых листьев пальм, затапливающих это опрятное поселение насыщенной зеленью. Только окружающие полукольцом бухту мощные здания военного порта и громады боевых кораблей на океанском рейде придавали истинно райскому ландшафту странно-тревожный вид.
И все равно, подумалось младшему лейтенанту Икари, остров Гавайи, оплот группы армий «NERV», надежды Тихоокеанского фронта и всего мира, выглядит на удивление мирно и безмятежно. Возможно, его выводы подкрашивались розовым оптимизмом прозрения, но сегодня он себе мог это позволить. Синдзи то и дело снимал очки, озирая окрестности, и безмятежно улыбался до самого КПП жилого района.
— Ладно, Сигеру, до вечера, — сказал Икари, выбираясь из машины у своей берлоги.
— Где? — отозвался Аоба, раздувая ноздри в предвкушении.
— В гостиной, само собой. У нас.
— Оооооо! «У нас»!!!
Прежде чем Синдзи замахнулся для подзатыльника, Аоба с хохотом нажал на газ и рванул вверх по улице, оглашая обеденную тишину ревом мотора и диким ржанием.
«Вот говнюк», — натужно ухмыльнулся Синдзи, выкашливая набившуюся в горло пыль, и огляделся. Квартал, естественно, был безжизнен: мало кто из ученых или офицеров мог позволить себе в это время суток отсиживаться дома, разве что храпели по квартирам дежурные чины, готовясь к ночным сменам. Он полез в карман за ключами, но по дороге был перехвачен по всей форме младшим сержантом Киемидзу. Младший сержант был мал ростом, неприметен до серости и легко терялся в любой толпе. Икари поморщился и хотел было по привычке гнать приставучего полу-помощника, полу-соглядатая, но вовремя вспомнил об обещанной вечеринке:
— «Рад служить», говоришь, младший сержант? — приятно улыбнулся Икари. — Ну, так тому, значит, и быть.
Киемидзу застыл с непроницаемым лицом, выслушивая детальные инструкции по набегу на продуктовый магазин. Синдзи не трудился ничего записывать: к нему бы не приставили надсмотрщика с плохой памятью, а потому напоследок просто устало сунул тому в руки пачку ассигнаций и спровадил прочь. «Черт, как же, наверное, утомительно командовать по-настоящему», — вздохнул он и вошел, наконец, в бунгало, с наслаждением окунаясь в такой видимый и такой приятный полумрак огромной гостиной, составляющей две трети здания. Спартанская обстановка в обшитом деревом помещении с лихвой компенсировалась замечательными обстоятельствами вроде огромного холодильника, потолочных вентиляторов и уймы плетеных кресел вокруг стола. А еще имелся выход на просторный, крытый брезентом балкон над обрывом с впечатляющим видом тихой океанской бухточки, не изгаженной портовыми нуждами. Синдзи, правду сказать, хотел бы иметь за окном какой-нибудь из вулканов, но восторги и зависть гостей, обитающих в казармах и комнатушках, частично компенсировали этот недостаток.
Икари выудил из холодильника бутылку тоника и уничтожил
Синдзи мечтательно улыбнулся, не открывая глаз. Его замечательная соседка могла посреди попойки подойти к нему, твердо взять за руку при всей честной компании и молча утащить прочь под одобрительный свист и пьяное хихиканье. Поначалу он честно пробовал объяснять, что Рей, скорее всего, нашла что-нибудь интересное в книге или хочет показать красивую ночную птицу, но вызывал только еще большую бурю восторга. Некоторые такие его оправдания, как, например, «пойти расшифровать метафору Кикаку», уже вошли в моду среди поэтов-офицеров в качестве пикантного эвфемизма. «Рей и пошлая армия — вещи несовместимые», — с этой мыслью Синдзи задремал и был разбужен час спустя уже обернувшимся Киемидзу:
— Господин Икари, все исполнено! Продукты в холодильнике, закуска, «шато», виски, саке…
— Стоять…
Синдзи поморщился, вытер вспотевшее лицо и помахал рукой, демонстративно изучая низкий лоб и прилизанные волосы своего соглядатая:
— Спасибо, Киемидзу, свободен. Само собой, на вечеринку жду.
По европейскому вышколу щелкнул тот каблуками.
— Премного благодарен! Прикажете озаботиться приглашениями?
— Да ну тебя, — отмахнулся Икари. — Все равно все, кто захотят, припрутся. Уж Аоба постарается.
Временно избавившись от Киемидзу, Синдзи с интересом сунул нос в холодильник, удовлетворенно крякнул и побрел в свою комнату готовиться к приходу гостей. Умываясь неприятно теплой водой, он соображал, каких пластинок еще не показывал своим товарищам, и вспомнил только о двух винилах «The Ink Spots». В целом, учитывая редкость записей из уничтоженных США, выходило не так уж плохо для достойного надувания щек, но все же маловато.
«Плевать, — решил он, изучая свою физиономию в зеркале. — Я, в конце концов, просто праздновать хочу. Побриться, что ли?».
Уничтожение трехдневной щетины и поиск пластинок в многоэтажных стеллажах его музыкальной коллекции отняли не меньше получаса, и, в конце концов, один из искомых дисков был найден. О местонахождении второго он тоже имел некоторые подозрения, а потому пересек гостиную и открыл дверь в комнату своей соседки. Рей все еще где-то пропадала, но пластинка ду-вопщиков лежала на самом видном месте, то есть на девственно чистом столе. Синдзи содрогнулся от отвращения: его собственный стол больше напоминал некое содружество свалки и плохой библиотеки. В частности, там водились кучи записей, ворохи выписок из разных поэтов, копии страниц оружейных пособий, рукояти ножей, пистолетные затворы и пружины… В общем, комнату старшего сержанта Аянами Икари покинул с чувством негодования на бесцельную растрату свободного места. «При этом, — подумал он, — забывать детали своего гардероба в гостиной — это для нее норма».
Лейтенант Хьюга Макото, как всегда, пришел первым. Синдзи обожал этого завсегдатая за то, что напивался он очень тихо, скромно и никогда не доставлял проблем, будучи в тоже время весьма ценным источником слухов и новостей из штаба. Едва они уселись за холодное пиво с холодными же рыбными закусками, как дверь перестала закрываться: друг за другом нагрянули Аоба, Киемидзу, Кенске, Судзухара, Ибуки, Хикари… Икари быстренько сплавил на младшего сержанта обязанности по обслуживанию гостей, а сам погрузился в светские беседы. За его глаза, «синие, как вечное небо и глубокие, как грозный океан» уже выпили неоднократно, поэтому разговор становился все более непринужденным.