Сияние жизни

Дормиенс Сергей Анатольевич

— Доброе тебе, Икари!

Синдзи вяло поднял руку в приветственном жесте, призывая помолчать, и похлопал по койке рядом с собой: мол, устраивайся. Шикарнейшая импровизация достигла пика, сладострастно содрогаясь под пальцами пианиста, и тихо скончалась с эдаким саксофонным вывертом, будто бы прося помнить о ней. Икари тяжело вздохнул, когда дурман музыки был мгновенно развеян бодрым голосом диктора.

— Эй, Икари! — обиженно сказал Айда, и Синдзи вздрогнул, вспомнив, что впустил этого болтуна.

— Чего

тебе? — неприязненно осведомился он.

— Скучно… — с надеждой сказал Кенске, заискивающе улыбнувшись.

— Да я, как видишь, тоже не веселюсь.

— Вижу. Так, может, в сеги?

Синдзи ухмыльнулся:

— Когда ж ты свою самурайщину забросишь?

Кенске воинственно поправил очки и недобро взглянул на него, на что Икари ответил самой безмятежной улыбкой: дразнить любителя рыцарских традиций было так забавно. К сожалению, гость решил не нарываться:

— Как хочешь. Может, тогда сходим на верхнюю палубу?

— Вот скажи мне, Кенске, — разочаровано протянул Икари, не теряя надежды на хорошую перепалку, — неужели тебе нечем заняться на таком огромном корабле?

Айда беспечно пожал плечами, то ли и впрямь не замечая подколки, то ли делая вид:

— Нет, нечем. На «Токио-3» я войду в команду майора Кацураги, а здесь всюду вежливо предлагают наслаждаться плаваньем.

— Кацураги? О, брат, да тебе не повезло, — сказал Синдзи, вставая и критически осматривая состояние своей форменной куртки.

— А кто это? Ты его знаешь? — заинтересовался Кенске. — Говорят, настоящий тактический гений!

Икари сделал сочувственное лицо:

— Знаю немного. Старый пень, страшный, как Гитлер перед смертью. Обожает измываться над подчиненными и все такое.

С трудом подавив ухмылку при виде расстроенной физиономии Кенске, Синдзи направился к двери:

— Так ты идешь или нет? Я есть хочу.

— Да-да! Конечно, иду. Слушай, Икари…

Синдзи лязгнул дверью, осмотрелся, припоминая, куда двигаться.

— Чего тебе?

— Ну… Это, все спросить хочу. Ты с Ибуки тогда, на балконе…

«Ах, ты ж, гадство. Я все думал, когда оно всплывет».

— Айда, — проникновенно сказал Синдзи. — Девушка напилась, размякла.

Кенске оживился и, семеня рядом с ним, одобрительно скалился. Икари тоскливо вздохнул: «В другой раз объясню. Черт, как же в животе бурчит-то».

Набег на офицерский камбуз закончился волевой победой удостоверения «пилота Микадо» над дисциплиной коков и графиком приема пищи. Синдзи вяло ковырял рагу, а уплетающий за обе щеки Кенске ухитрялся в процессе еще и трепаться, перескакивая с темы на тему:

— … А я вот читал, что Сталин вроде как не сам умер, и даже кто-то из подозреваемых в Райх, кажется, сбежал, но историю замяли. Еще бы, союзники теперь…

Синдзи

слушал глупые байки и думал о том, что в положении подопытной крысы есть свои преимущества: по крайней мере, интерес к дохлым политическим фигурам минимален — так, знать для общей эрудиции. «Вот от тех же Геббельса или Маленкова, по крайней мере, зависит, как меня использует Хирохито: как каток для мутантов или как просто очень большой танк в Сибири или в Европе. А остальное — суета».

Он поднялся, вспомнил вечно забывавшую о завтраках Рей и, конфисковав немного снеди, побрел прочь, сопровождаемый неунывающим Кенске:

— А это для Аянами, да? Слушай, а ты…

— Э, Айда.

— Что?

— Двигай на нос, мы скоро придем.

Айда понимающе кивнул и тут же отстал. Синдзи даже слегка пожалел о тоне своего разговора с ним: «Пожалуй, единственный из всей лейтенантской компании, кто не хихикает, когда я упоминаю Аянами. Неужели понимает что-то?» Ныряя сквозь очередную переборку, он увидел, как из дверей каюты Рей выходит доктор Канаме, и напрягся. Завидев его, доктор, милый толстячок, напоминающий Синдзи китайского хотея, приветливо махнул рукой и покатился навстречу:

— Здравствуй, Икари. Сигаретка будет?

— Легкие берегу, доктор.

— Лучше бы печень берег, — погрозил пальцем Канаме. — Вот допросишься, подниму на медкомиссии вопрос о запрете выпивки, вспомнишь меня, Икари!

Синдзи ухмыльнулся: эта игра с самым симпатичным из наблюдающих за пилотами медиков никогда ему не надоедала.

— Доктор, не беритесь за невозможное. Мне нельзя менять среду. А вдруг моя «А-10» загнется без регулярных крошечных вливаний? Пока изучите вопрос, пока истыкаете меня иголками…

— Ну, тебя, Икари, — засмеялся доктор и показал большим пальцем себе за спину. — К ней?

— Да, — сделался серьезным Синдзи. — Как она?

— Все в норме. Ткани заживают, как надо, завтра-послезавтра снимем уже бинты.

Синдзи кивнул. Канаме хлопнул его по плечу, улыбнулся и укатился по коридору.

— Икари?

Девушка сидела на койке с пакетиком таблеток в руках и повернула лицо к двери, услышав шаги. Синдзи подошел и опустился рядом с ней:

— Как себя чувствуешь?

— Нормально.

Икари отобрал у нее лекарства, достал завернутые в бумагу подсушенные хлебцы и баночку джема. Рей едва заметно принюхалась, и Синдзи ухмыльнулся:

— Ага. Именно. Почему есть не пошла?

— Я не знаю куда.

Синдзи с мрачным удовольствием представил, как отвешивает сам себе по морде. «И еще раз. И еще. И по уху, по уху, меломан херов…» Рей попала на корабль вчера. Рей никогда никого не спросит, кроме него. Никто не догадается заговорить с Рей о завтраке. Даже врачи.