Сияние. Остров теней

Алейников Кирилл

— Каяться?

— Каждый давно покаялся в своих грехах. Беда в том, что нас не собираются прощать только потому, что мы, типа, сожалеем.

— И что же тогда ты предлагаешь? Может, выстроим тут церковь и будем молиться, пока добрые ангелы не заберут нас обратно, в мир людей?

— Добрые ангелы попадают в преисподнюю только низвергнутыми. Добровольно они туда не спускаются, не дураки поди. Коли мы на самом деле в аду, то предстоит прожить тут целую вечность, прежде чем о нас кто-то вспомнит. Ну а если мы не в аду, значит, надо постараться в ближайшее время туда не загреметь. Значит надо выживать!

— Сами мы ни за что не догадались бы, — поморщился Стас. — Брось свои дурацкие рассуждения о

преисподней. Мы стали жертвами кораблекрушения, оказались на странной земле и только. Таким как Марина в аду делать нечего, не заслужили.

Но ответ Марины огорошил парней.

— Мне есть за что гореть в аду.

Выдержали театральную паузу. Парни ждали, пока девушка сама всё расскажет. И она рассказала:

— Три года назад я влюбилась в одного мальчика. По-настоящему влюбилась. Но беда в том, что он был нужен не только мне одной, а еще одной девчонке, Насте. У нас шло долгое и почти безрезультатное соперничество, потому что мальчик, Сережа, не смел сделать выбор в пользу одной из нас, ведь мы обе были его подругами, у нас была одна и та же компания, одни и те же увлечения, интересы, одна жизнь. Тогда мы с Настей решили заключить пари: кто победит, тому будет принадлежать Сережа, а кто проиграет — отступит навсегда. Пари заключалось в опасном подъеме на крышу здания по его стенам (это называется паркуром, вы наверняка слышали о таком увлечении молодежи). Настя честно полезла, а я… поднялась на лифте и дождалась ее уже на крыше. А потом…

— Столкнула, — буркнул Стас. — Сбросила с крыши, и бедная Настя разбилась вдребезги. Зато ты получила себе бойфренда и зажила счастливо.

— Примерно так, — прошептала Марина. На ее глазах выступили слезы, но сейчас никто не хотел пожалеть ее, приободрить.

Игорь даже отсел подальше, стал внимательно изучать заросли из открытого входного люка.

— Ну точно — ад, — заключил Игорь. — В другое я уже не верю. Трое убийц — это не совпадение. Это судьба.

— А как ты оказалась на «Серенити»? — поинтересовался Стас.

— Недавно Сережу и остальных моих друзей вместе со мной поймали на крыше здания. Мы как раз забрались туда…

— Вы что, обезьяны? Или придурки? — подал голос Игорь со своего места. — Лазать по стенам зданий — занятие для бездельников и придурков высшей пробы, я так думаю.

— Мы… это увлечение такое, понимаешь? Ничем не хуже боевых единоборств или бальных танцев.

— Это маразм зажравшихся подростков и бизнес Джеки Чана, а не увлечение.

Марина не стала спорить. Она просто проигнорировала едкий комментарий, продолжив:

— В общем, нас всех поймали люди отца, его телохранители, помощники. Друзей посадили в фургон и куда-то увезли — куда, я не знаю. И никогда не узнала бы, потому что отец поместил меня под домашний арест, обрезал в доме все телефонные линии и Интернет, полностью лишил меня связи с внешним миром. Но однажды я случайно услышала, как он кричал на своего помощника, на Вано. Он обвинял того в какой-то страшной ошибке, говорил, что теперь могут появиться большие неприятности. Я подслушивала за дверью и узнала, что Вано сделал не так. — Лицо Марины исказилось, подбородок задрожал. Девушка плавно съезжала в истерику. — Вано случайно застрелил Сергея из пистолета, когда привез в дом отца. Случайно, понимаете! А потом… потом они решили пристрелить остальных — троих моих друзей! — чтобы устранить их как свидетелей!.. — Марина уронила голову, спрятала лицо и тихо завыла. Говорить дальше она уже не могла.

— Великолепно, — загробным голосом пробасил Игорь. — Кое-кто тут еще и за отцовские грехи расплачивается.

Стас вспомнил день суда. Приговор, вынесенный судьей, и волну вздохов на местах для зрителей. Вспомнил радостное, ликующее лицо Саимова. Нет, за его убийство он себя не винил. Коли была б возможность,

он убил бы Саимова дважды, трижды, четырежды. Он воскресал бы его и снова убивал, пока не перепробовал все методы лишения человека жизни. А потом убил бы снова. Но Стас винил себя за три невинные жертвы, за их смерти. Он никогда не простит себе той бойни в больнице, вина всегда будет с ним, всегда будет лежать на плечах тяжкой ношей. Даже в аду. Тем более в аду.

Ленка бросила меня, потому что не могла больше быть со мной. Дело не в том, что она работала в эскорт-услугах, а я не знал этого. Дело в том, что я был опасен для нее, и Ленка чувствовала это. Я после стрельбы в дурдоме сошел с ума, но долго не хотел признаваться в этом. Я стал маньяком, тихим и опасным, готовым в любой момент сорваться и вытворить нечто страшное. Люди чувствовали это, все окружающие меня люди…

Человек попадает в ад не после смерти, а до нее. Когда на его совести появляются черные пятна большой вины, тяжкого греха, человек уже сползает в ад. Он перестает быть человеком, он перестает ощущать себя человеком, и это является начальной стадией великого процесса восстановления справедливости, названного «расплатой за грехи». Человек будто сгнивает изнутри, сгорает. Его начинают мучить бессонница и жуткие кошмары в минуты сна. Его вдруг начинают посещать необъяснимые видения наяву, галлюцинации, не дает успокоиться хронический страх. Человек боится разоблачения, мести, кары. Он сходит с ума медленно, но верно, растворяясь сначала душой, потом — разумом, а в конце — телом. Он превращается в то, что обитает в преисподней — в демона.

И умирая, летит туда, где единственно обитают все демоны вселенной — в ад. Стас только теперь понял, как жил последние три года, как превращался в тварь, места которой нет на планете. И как мог бы жить, не совершая преступление…

— Нет, не ад это, — вдруг сказал Игорь. — Такое чудесное место не может быть адом. Неважно, что тут бродят вурдалаки.

— Что тогда здесь?

— Чистилище, — уверенно ответил Игорь. — Место, где Господь решает, грешен ли человек или же нет, а если грешен, то способна ли его душа очиститься от грязи, или уже не способна. Это преддверие ада и рая, кровожадные вы други мои. И нам дан шанс доказать, что мы не превратились в чертей, в свиней и подонков самой последней стадии. Нам дан шанс доказать, что мы раскаиваемся, что мы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО раскаиваемся за все свои преступления против Бога и человека. И если мы докажем сие, то обретем спасение.

— А если нет?

— То попадет в настоящий ад, чистилище по сравнению с которым — дом родной.

Марина все еще всхлипывала и не поднимала лица, чтобы взглянуть на собеседников. Так, глухо и почти неслышно, она спросила:

— Как же мы должны доказать свое раскаяние?

Игорь закусил нижнюю губу, думая над ответом. Конечно, знать наверняка он ничего не мог. Но предполагать — запросто. Потому он, наконец, ответил:

— Мы должны выжить. Выжить и добраться до большой земли. Это и будет нашим спасением.

— Думаешь, к тому времени мы раскаемся и заслужим прощения?

— Иначе быть не может, джедай. Иначе мы умрем…

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ. ГОРЫ

Трое

«Мы пойдем в горы» — заявил Игорь, когда тревожная ночь, полная страхов и тяжелых мыслей, окончилась солнечным утром. Настал седьмой день пребывания на проклятом острове, день, когда троица несчастных бедолаг знала друг о друге уже слишком много, чтобы отношения, сложившиеся несколько дней назад, оставались прежними. Люди стали опасаться один другого, в глазах сквозило недоверие и молчаливый упрек. Трое убийц, совершивших убийства по разным причинам, больше всего на свете не желали сейчас быть вместе, в одной команде.