Сияющие создания
Шрифт:
– Прощай, Дэйви.
– Я оторвал его руки от себя и, стиснув за запястья, подтолкнул к Гэбу.
– Будь счастлив.
Гэб принял его в свои объятья и не выпустил, даже когда Дэйви принялся кричать и вырываться.
– Свози его на Фиджи. Он хотел побывать там.
Я выскочил из дома не оборачиваясь, как будто за мной гнались адские бестии, и остановился перевести дух, только когда за спиной были тысячи миль и Атлантический океан. Дальше бежать было уже некуда.
Я
***
Во рту было сухо, член стоял колом, онемевшие руки не слушались, и везде он - запах навязанного мне Габриэлем 'счастья'.
С ума он, что ли, свести меня хочет?
Я попробовал встать - перед глазами цветные пятна и ноги совсем как не родные. И главное, ради чего он меня так 'уложил', не понятно. Голова была дурная, как с похмелья. Что он там сказал? Дела у него, а меня вырубил и спать отправил, чтоб под ногами не путался или финт какой не выкинул. Я тоже хорош, сколько раз наступал на те же грабли. У Гэба всегда так, на первый взгляд сплошной хаос и ни черта не понятно, а потом оказывается, что всё это было по плану. Никакой свободы выбора, бежишь точнёхонько по крошкам, которые он незаметно раскидал.
Понял это, и обидно стало как в детстве.
Как-то раз, я тогда совсем мелким был, мы с Гэбом играли в шахматы. Когда сообразил, что он обложил меня со всех сторон, так психанул, что доску перевернул, а короля в окно выкинул. Думал, если партия официально не закончена, то и поражение моё не совсем настоящее.
Гэб - гений, у него голова по-другому работает. Ему ничего не стоит разобраться в самых сложных вещах. У меня месяц уходит на то, на что ему нужен лишь день. Я продираюсь сквозь железный занавес своей обыкновенности - мозги кипят, стресс, и я всё время на пределе, а ему хоть бы что - машина, а не человек. Я ведь и в Де-Мойн сбежал в основном от Гэба, устал вечно с ним тягаться, получил два года покоя.
– Ты как, Хью?
– И где его этому научили? Просто по имени позвал, а у меня мурашки по коже. Я еле сдержался, чтобы не застонать. Гэб создал для меня изощрённую пытку - бесплотный Дэйви. Дэйви-призрак. Говори, смотри и даже трогай, правда безуспешно. Предусмотрительно, что тут сказать, я бы сейчас вряд ли смог сдержаться.
– Хочешь... что-нибудь... кофе? Габриэль освободится через час, не раньше. Можно пока позавтракать.
Смешно, стоило только оказаться наедине, и неловкость начала сочиться из каждого слова.
'Я хочу тебя, Дэйви. Хочу стереть из памяти всё, что случилось здесь три года назад. Хочу увезти тебя прочь отсюда. Хочу, чтобы тот парень - Зак, перестал быть моей головной болью и причиной ненормальной болезненной эрекции. Только разве нужна тебе эта моя правда? Поэтому пусть будут кофе или что там ещё', - за эти мысли хотелось хорошенько себя стукнуть. Осталось только утонуть в жалости к самому себе, и можно будет табличку на лоб вешать - 'самый унылый чувак на земле'.
–
Он сказал, что тогда приготовит только на себя и скрылся за дверью. Мне потребовались все силы, чтобы встать и добраться до ванной комнаты.
То ещё удовольствие дрочить, когда перед глазами то Дэйви, то Зак, то оба сразу. Я пытался выкинуть из головы обоих, но ничего не выходило. Я злился, если перед моим мысленным взором оказывался парень моего брата, такой же желанный, как и в день нашей первой встречи. И злился, если в моих фантазиях появлялся лысый, тощий незнакомец в жутких татуировках. Незнакомец в коме, стоит добавить. Я чувствовал его так, словно он находился не за океаном, а совсем рядом. Его запах снова скручивал внутренности в узел и дурманил голову.
Обмотавшись полотенцем, я вернулся в комнату и застал там Дэйви. Он сидел на кровати, подобрав под себя ноги и излучая сексуальность. На нём была длинная майка, чуть прозрачная, идеально дополнявшая его образ привидения, и если бы не его бесплотность, искушение было бы непреодолимым.
Знал ли он, что творил? Сейчас и когда звонил мне, обещая вернуться?
– Что ты здесь делаешь?
– Я беспокоился. Тебе плохо, я же вижу. Не могу просто сидеть в своей комнате, когда ты тут...
Дэйви не закончил фразу, но по тому, как беспомощно протянул в мою сторону руку, а потом, словно опомнившись, опустил её, я понял, что он хотел сказать: 'Я скучаю по тебе. До сих пор...'
Ох уж это его 'вижу'. У Дэйви оно значит - слышу, чувствую, знаю. Сканер, который не обманешь мнимой бодростью и поддельной улыбкой. Его эмоции всегда искренние и сильные, как будто материальные, меня от них то в жар, то в холод кидает. Когда Дэйви говорит 'люблю', ему невозможно не верить. Если бы я мог распознать в нём хотя бы грамм фальши, то давно бы выкинул его из головы и жил своей жизнью.
– Скажи мне, Дэйви, какую роль во всей этой затее играешь ты?
– Что?
– Не прикидывайся, будто ничего не понимаешь. Где ты сейчас на самом деле, Дэйви? Эта чёртова голограмма сводит меня с ума.
– Зачем ты так?
– его губы обиженно поджались, а в глазах появился влажный блеск. Никто не может заставить меня чувствовать себя мудаком так, как это умеет делать он.
– Почему ты называешь меня голограммой? Вчера и вот сегодня опять.
Он встал, подошёл ко мне, и его пальцы невесомо сомкнулись на моих запястьях. Это было уже слишком. Я просто прошёл сквозь него, желая показать, что больше не хочу участвовать в этом спектакле.
Дэйви упал и скорчился на полу. Выглядело это ужасно.
'Держи себя в руках, это только кажется, словно ты ударил его - слабого, незрячего. Это иллюзия. Обман', - приказал я себе.
– Больно, - прошептал Дэйви, и голограммные слёзы щедро брызнули из его глаз.
– Не думал, что ты когда-нибудь...