Сизиф

Михайлов Сергей Юрьевич

В конце концов, Гусев прав. Если делу дать законный ход, этому уроду максимум светит психушка. Его оставят в живых, лейтенант отлично понимал это - его, убийцу, изувера, маньяка!

– И этот ублюдок должен жить, а, лейтенант?
– прохрипел Гусев, словно читая мысли своего шефа.
– Ты видел

ту девчонку с перерезанным горлом, видел лужу крови, в которой она плавала? И после всего этого у тебя дрогнет рука? Да пусть он хоть трижды псих - но он убийца!

Человек в хитоне, забившись в угол, отчаянно затряс головой.

– Нет, нет, это грех! Не берите его на душу...

– Да пошёл ты со своим грехом, мразь юродивая!
– рявкнул Гусев, замахнувшись прикладом.
– О душе вспомнил, подонок!

Лейтенант с шумом выдохнул и, поймав взгляд Гусева, чуть заметно кивнул. Он принял решение.

– Барсуков! Выйдем на пару минут, разговор есть. Гусев! Охранять задержанного, глаз с него не спускать. При попытке к бегству... сам знаешь...

– Знаю, лейтенант!
– просиял тот.
– Есть глаз не спускать с задержанного!

Понятливый Барсуков не стал задавать лишних вопросов и вслед за лейтенантом молча покинул дежурку. Гусев остался с убийцей один на один.

– Ну теперь-то ты мой, урод, - оскалился он, снимая автомат с предохранителя.

Человек в хитоне медленно поднялся и выпростал вперёд правую руку.

– Остановись, человек! Ты станешь таким же убийцей!

Гусев поднял автомат на уровень груди.

– Плевать!

– Нет!!!
– дико завопил человек в хитоне.

– Эй, что у вас там происходит?
– послышался из-за двери голос лейтенанта.

– Всё в полном ажуре, лейтенант, - полуобернулся Гусев к

двери, ухмыляясь.
– Задержанный готовит побег. Принимаю меры.

– Заканчивай, Гусев, не тяни резину.

– О'кей, лейтенант... Ты готов, урод?
– снова повернулся он к убийце.

– Я не дам тебе убить меня, слышишь? Не затем я пришёл в мир, чтобы плодить грех. Тяжкий грех человекоубийства.

– Не убью, говоришь? А вот мы сейчас посмотрим!

Однако выстрелить Гусев не успел. Неуловимым движением человек взмахнул рукой, которую прятал в складках своих одежд, и по самую рукоятку всадил себе в грудь длинный острый кинжал.

– А, чёрт!..
– выругался Гусев.

Нож! Тот самый нож, который сегодня уже послужил орудием убийства и который невероятным образом вновь оказался в руках убийцы. Гусев так и не понял, когда тот успел схватить его со стола, где нож, всеми забытый, ещё минуту назад лежал в качестве вещественного доказательства совершённого накануне преступления.

Сползая по стене, убийца медленно оседал на пол. Из груди его вырвался хриплый, булькающий стон.

В помещение влетел лейтенант, за спиной его маячила испуганная физиономия Барсукова.

– Да что тут у тебя происходит, чёрт возьми?

Гусев молча ткнул стволом автомата в сторону умирающего.

– Он сам... себя... ножом...

Человек в хитоне отходил. Взгляд его стал мутным и безразличным, на губах выступила кровавая пена. Но прежде чем жизнь окончательно покинула это уродливое тело, он собрался с последними силами и страстно прошептал:

– Отец, Ты снова покинул меня! За что? за что? Неужели я опять сделал что-то не так?