Скачущий на льве
Шрифт:
Голос Акивы:
Акива. Гамалиил, брат мой, кого ты гонишь из Дома Учения так яростно и кому грозишь столь ужасными карами?
Элиша. Акива, мир тебе! Выслушай хоть ты меня!
Акива. Это ты, Элиша сын Авуйи! Что привело тебя сюда? Ты пришел покаяться?
Гамалиил. Нет, Акива, он пришел задать мне вопросы проконсула Руфа. Я выслушал его и на все вопросы ответил отрицательно.
Элиша. Акива,
Акива. Но ведь ты уже излагал его главе Синедриона?
Элиша. Я хочу поговорить с тобой, Акива. Прошу тебя, удели мне время.
Гамалиил и Акива переглядываются.
Акива. Как ты полагаешь, Гамалиил?
Гамалиил. Я думаю, римляне хотят вбить между нами клин, а этот (кивок) пытается нас поссорить.
Акива. Значит, если я не выслушаю его, они будут думать, что это у них может получиться. Говори, Элиша!
Элиша. Я бы хотел поговорить с тобой наедине.
Гамалиил. Акива, прошу тебя, будь крайне осмотрителен!
Акива. Обещаю тебе это, брат мой Гамалиил, как главе Синедриона и своему старому товарищу.
Гамалиил уходит, брезгливо обходя Элишу.
Элиша. Рад видеть тебя, Акива.
Акива. Не могу сказать о себе того же, но все же хорошо, что я нахожу тебя в добром здравии. Садись, Элиша, и расскажи мне о своем деле.
Садится и приглашает Элишу сесть рядом.
Элиша. Ты не считаешь меня прокаженным?
Акива. (Усмехаясь) Нет. Я считаю тебя сбившимся с пути. Но заблудшая овца не обязательно паршивая.
Элиша. Акива, дело очень серьезно. Речь идет о жизни и смерти.
Акива. Вот как? Ну, тогда нам непременно следует выпить.
Достает из сумки кувшин и стаканчики.
Вина у меня, увы, нет. Я теперь почти не пью вина. Крепкое мне запретил врач, а разбавленное, хоть убей, пить не могу. Я ведь не греческий философ, я — еврейский пастух, я привык к настоящему вкусу и запаху. У меня тут гранатовый сок. Мои ученики прислали мне из Парфии этот кувшин с двойными стенками, тут сок остается холодным даже в самый жаркий день. Хочешь?
Наливает.
Лехаим — за жизнь! Ты не забыл еще еврейского пожелания?
Элиша. Лехаим!
Пьют.
Я ничего не забыл, Акива,
Акива. А вот здесь остановись, Элиша! Я не брат тебе. Ты сам утратил возможность называть братьями сынов своего народа. Ты отрекся от завета отцов и стал перебежчиком.
Элиша. Ну, какой я перебежчик? Разве была война?
Акива. Война идет все время. Это вечная война между Светом и Тьмой. Ты покинул свой пост, а потом ушел к противнику. Но оттого, что ты объявил перемирие на своем участке, война ведь не прекратилась. Ты так по-детски обижаешься, когда тебе об этом напоминают.
Элиша. Давай вернемся к нашему делу.
Акива. Да-да, о жизни и смерти. Что нового тебе есть сказать на вечную тему?
Элиша. Речь идет о предотвращении ужасного несчастья. Тебе известен человек, по имени Симон Бар Кохба?
Акива. Его имя сейчас известно каждому в Израиле.
Элиша. Известно ли тебе, что он собирает войска и оружие?
Акива. Да, об этом все говорят.
Элиша. Он собирается воевать с Римом?
Акива. Думаю, да.
Элиша. Это одобрено Синедрионом?
Акива. Нет. Он делает это на свой страх и риск.
Элиша. Его считают Мессией?
Акива. Многие в народе так думают.
Элиша. А ты, Акива, считаешь его Мессией?
Акива. Не знаю. Я его никогда не видел.
Элиша. Но этот Симон, по-твоему, может быть Мессией?
Акива. Я не исключаю такую возможность.
Элиша. Как бы ты отнесся к восстанию под мессианскими знаменами?
Акива. Ты просишь меня выразить отношение к явлению, которого нет. Это невозможно по определению.
Элиша. А что по этому поводу думает Гамалиил?
Акива. Об этом надо спросить у него.
Элиша. Не может ли быть, что он ведет переговоры с Бар Кохбой от своего имени, без ведома Синедриона?
Акива. Мне это кажется маловероятным, но исключить этого нельзя. У тебя есть серьезные основания для таких подозрений?
Элиша. Так думает тайная стража проконсула. Кто-то ведь раздувает все это мессианское безумие.
Акива. Совершенно необязательно. Ты же знаешь, какое сейчас положение. Римлян все ненавидят. Это как в лесу во время засухи — достаточно одной искры и все загорится. Лесной пожар никто не раздувает, он полыхает сам по себе.