Скалолаз. В осаде
Шрифт:
Метьюз был хорошим пилотом и, как у всякого хорошего пилота, у него была отличная реакция. Но на стороне фэбээровца, в свою очередь, было два значительных фактора: неожиданность и замкнутое пространство, Мет не мог даже кинуться на противника — тот успел бы нажать на курок куда раньше. Поэтому пилот поступил именно так, как подсказывала ему интуиция — поднял руки ладонями вперед и успокаивающе пробормотал:
— Ну, ну, ну, приятель. Я сдаюсь, сдаюсь. Вот он я. Давай, арестовывай меня.
Голос, приглушенный маской респиратора, звучал неестественно и тускло. Лицо Мастерсона исказила гримаса ненависти.
— Вот
Выплеснувшееся из ствола пламя пополам со свинцом ударило пилоту в грудь. Мет даже не успел крикнуть. Издав странный горловой вой, он отступил на шаг, запнулся о край чемодана и провалился спиной вперед в ревущую стену ветра…
… Они, как загипнотизированные, следили за кувыркающимся в бездонной глубине неба мертвым телом.
Первым вышел из оцепенения Квейлан.
— Там есть еще кто-нибудь живой?
Звук его голоса привел в чувства остальных. Тревис под маской облизнул пересохшие губы.
— Никого.
— Да? — вдруг завопил Кеннет. — А кто же пристрелил этого ублюдка?
— Я знаю столько же, сколько ты, — ответил Тревис. Он продолжал смотреть на плывущий «Боинг».
— Это была твоя обязанность, мать твою! Где чемоданы? Где деньги? — орал негр. — Ты оглох, что ли?
Полицейский резко обернулся. В руке у него, как по волшебству, появился пистолет и ствол уперся в стеклопластиковую маску респиратора Кеннета.
— Если ты откроешь пасть еще раз, — зло сказал Тревис, — я пристрелю тебя.
— Выясните отношения, когда деньги будут здесь, — не поворачиваясь, отрезал Квейлан. — Сейчас надо решать, что делать. У нас и так времени почти не осталось.
— Нужно перебраться наверх по тросу, — предложил полицейский.
— Не успеем, — покачал головой Квейлан. — И потом… там есть кто-то живой. Кто-то, пристреливший твоего приятеля…
… Мастерсон умирал. Он и сам понимал это. К тому же фэбээровец отчетливо осознавал: даже если ему посчастливилось бы выжить, не лишиться чувств от обильной кровопотери, посадить самолет он все равно не сумеет. Не имея необходимых навыков, пытаться совершить подобное — то же самое, что спускаться без страховки по стене «Эмпайр». Одному из тысячи такие трюки удаются, но лишь одному. И то в благополучном исходе больше чуда, чем холодного расчета. Мастерсону же на чудо рассчитывать не приходилось. Силы таяли с каждой секундой. Автомат казался очень тяжелым, но фэбээровцу еще удавалось удерживать его в поднятой руке, однако это вряд ли могло продолжаться до бесконечности.
Странно, но он совершенно не чувствовал страха смерти. Скорее всего, из-за того, что в процессе службы — а ему недавно исполнилось тридцать пять, и из этих тридцати пяти одиннадцать были отданы Бюро — Мастерсон постоянно исподволь вынашивал в себе мысль, что рано или поздно его подстрелят. Может быть, ранят, искалечат, а может быть, и… Хорошо еще, что он не успел обзавестись семьей. Плачущие дети и рыдающая беззвучно в платок жена — жалкое и беспомощное зрелище.
Кровь перестала сочиться из ран, но зато сильно разболелись раздробленные ребра и сломанная ключица. Заскорузлая от крови рубашка прилипла к телу, закрыв собою раны не хуже бинта.
Мастерсон шагнул вперед и… упал. В последний момент ему все-таки удалось схватиться за трос, однако
Продолжая держаться за трос, фэбээровец перевернулся на живот…
Господи, как болят ребра. Если бы не эта боль, он бы… и поднялся на четвереньки. «Хеклер» прижимал его руку к полу, словно был не автоматом, а бетонной плитой.
Чемоданы медленно уплывали все дальше от самолета. Через секунду фэбээровец увидел «джет стар», уходящий чуть назад и вниз.
Несколько секунд Мастерсон тупо созерцал этот маневр, разгоняя мутную дурь в голове. Наконец он понял: они хотят выпрямить трос, чтобы груз скользил по наклонной. Ну уж нет, ребята. Ничего не получится. Сейчас мы устроим «грязные танцы», парни. В его поле зрения возник темный дверной проем в борту самолета и суетящиеся фигурки, мелькающие в лучах меркнущего солнца, размером не больше игрушечных солдатиков.
«Гроза, — подумал Мастерсон. — Вот и снег начинается».
Белые хлопья, еще не буран, конечно, но уже падающие довольно густо, вытягивались за самолетом в длинный закручивающийся хвост.
Фэбээровец с трудом оторвал руки от пола и выпрямился. Перед глазами плавала серо-багровая пелена, в ушах повис тошнотворный звон, но Мастерсон усилием воли стряхнул их, концентрируя внимание на будущей мишени. Подняв автомат и убедившись, что тот снят с предохранителя, он прицелился и нажал на курок.
Первая очередь раздробила стекло кабины «джет стар». Мастерсон видел, как оно вспенилось белыми пятнами пробоин и осыпалось внутрь, в рубку, на головы пилотам — уже мертвым пилотам, хочется надеяться, зло оскалился фэбээровец. После этого он вдавил курок в предохранительную дужку и уже не отпускал, пока не опустела обойма.
Ему удалось отчетливо разглядеть, как из борта самолета забили фонтанчики красноватой жидкости, мгновенно рассеявшиеся на миллионы микроскопических брызг; как шарахнулись в салон фигурки, а одна так и осталась лежать у двери, свесив наружу одну ногу; как искры, высекаемые девятимиллиметровыми пулями, отплясывали адский танец на крыльях и фюзеляже «джет стар». И Мастерсон улыбался, если, конечно, у кого-нибудь хватило бы фантазии принять эту гримасу боли, ярости, злорадства за улыбку.
Когда боек щелкнул в последний раз, а последняя стреляная гильза покатилась по полу, он отшвырнул бесполезный автомат и обернулся.
В этот момент сработал детонатор взрывного устройства.
Мастерсон не успел даже понять, что его уже нет. Огненная река поглотила человека, за долю мгновения разорвав израненное тело на куски…
… — Вот дерьмо! — выдохнул Телмар, глядя из-за плеча Квейлана на желто-алый тюльпан пламени, появившийся на том самом месте, где секунду назад плыл «Боинг-747». Черные хлопья копоти и искореженные куски металла унеслись к земле, подталкиваемые ветром. Лепестки огня потянулись вверх, к низким облакам, лизнули их торопливо и опали, собравшись в раскаленный добела шар, а затем осыпавшись кипящим, пылающим дождем на горы Сан-Хуан.