Скалолаз. В осаде
Шрифт:
Он плотнее прижал к себе одеяло и пошел к двери. Когда до нес оставался один шаг, створка распахнулась сама. На пороге стояла Джесси. На куртке медленно таяли снежинки. Она была встревожена, но голос ее звучал по-прежнему напористо и твердо.
— Гейб, там, на «Холодном блефе», пять человек. Они заблудились. Один из них серьезно болен. Им нужна помощь. Хелу одному не справиться с такой задачей.
Первым порывом было сказать: «Я иду», но Гейб тут же осадил себя. Он не может идти. Во-первых, восемь месяцев перерыва. Безо всякой тренировки в такую погоду идти в горы означало
— Конечно. Нужно вызывать спасателей. Скалолазов. Из Монтроза. Оттуда они доберутся быстрее всего.
Джесси, еще не веря услышанному, спросила:
— Что это значит?
— Только то, что я сказал.
— Черт побери, Гейб! Ты же видишь, какая погода! Спасатели смогут прибыть часа через полтора-два, не раньше! Они не знают этих мест! Через два часа кто-то из людей на «Холодном блефе» погибнет. Они могут замерзнуть. Тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было.
— Да, знаю. Но я буду последним в списке Хела, кого он захочет видеть рядом с собой. Если вообще буду.
— А эти люди? Ты опять говоришь о себе и о своих обидах. Подумай о пятерых, ждущих помощи там, на скале.
— Джесси, — Гейб вздохнул и посмотрел на нее в упор. — Я почти год не был в горах. Почти год! Тебе тоже известно, что это значит. Я потерял навыки и…
— А может быть, Гейб, ты смелость потерял, а не навыки? — вдруг тихо и зло спросила девушка.
Он некоторое время удивленно смотрел на нее. Джесси была жесткой, но не жестокой. Гейб не ожидал таких слов. Его захлестнула горькая волна. Упрек — незаслуженный упрек — получился куда более болезненным, чем рассчитывала девушка. Она и сама это поняла.
— Извини. Я не хотела этого говорить.
— Ничего.
Гейб спокойно отстранил ее, спустился с крыльца и пошел к своему «лендроверу», удерживая одеяло в сцепленных руках и глядя прямо перед собой.
— Гейб, — Джесси заторопилась следом, — я все понимаю, но ведь Хел был твоим лучшим другом. Неужели ты хочешь, чтобы он влип в такую передрягу один? Хел не раз выручал тебя. Он все время был рядом с тобой. Все время! Ну что случилось с тобой? — она остановилась. — Неужели ты ничего не чувствуешь?
Гейб остановился так резко, словно налетел на каменную стену. Спина его напряглась. Обернувшись, он прищурился, будто проверяя: не шутит ли над ним Джесси.
— Я ничего не чувствую? Джесси, я приехал за тобой! Понимаешь? За тобой! А ты говоришь, ничего не чувствую…
— А я не о себе говорю, — вдруг взорвалась она. — Слушай меня, Гейб! Если ты сейчас уедешь, то тебя будут презирать в этих местах. Презирать, как презирают человека, бросившего в беде друга. А сам ты, Гейб, останешься на том тросе. Всю жизнь ты будешь на нем!
Девушка круто развернулась и пошла к стоящему у конюшни темно-синему «джипу», почти
Гейб проводил глазами мерцающие в сумерках рубиновые огоньки стоп-сигналов. Он смотрел на них до тех пор, пока они не растворились в ледяном тумане.
Облака опустились так низко, словно собирались укутать мир в свою серую мохнатую шубу. Наверное, если бы небо было чистым, Гейб уже мог бы увидеть звезды, но сейчас их не было. А он продолжал стоять, подняв голову, и вглядываться в облака, протянувшиеся от горизонта до горизонта. Одеяло в его руках постепенно покрывалось белой пушистой шапкой. Когда его почти совсем скрыл снег, Гейб вздохнул, растерянно осмотрелся, словно не понимая, что он здесь делает. Затем подошел к «лендроверу», швырнул одеяло в багажник, захлопнул дверцу и сел за руль.
Машина покатилась по тропе, оставив за собой неприязненно шепчущийся лес и темный безмолвный дом, с немым укором взирающий черными провалами окон на удаляющийся автомобиль…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Уолтер Райт мучился от приступа сильной головной боли. Когда болит голова, в общем-то, можно терпеть, но когда она болит так, хочется только одного: забиться в какую-нибудь дыру, где нет ни времени, ни звуков, ничего, и, сжав виски ладонями, заорать так, что если на небесах действительно кто-то есть, то этот парень подпрыгнул бы в своем позолоченном кресле.
Однако, в Министерстве Финансов, точнее, на его Печатном дворе в Денвере, такой дыры не было — это-то он знал совершенно точно. Плюс ко всему, Райт забыл дома аспирин и теперь пребывал в совершенно дурном расположении духа. Впереди у него маячили беспросветные четыре часа ожидания, что, естественно, не улучшало настроения начальника службы безопасности.
Шагая по бесконечному коридору, ведущему из печатного блока в главный административный корпус, он пытался прикинуть, сколько времени понадобится «боингу» на то, чтобы долететь до Сан-Франциско и приземлиться в международном аэропорту «Л.А.Х.».
«Буран, — подумал Райт. — Чертов буран. Не мог разразиться завтра или через неделю. Обязательно сегодня, когда они отправляют деньги и когда у него болит голова».
Золотисто-кровавая пелена боли висела перед глазами, под сводами черепа собрались двенадцать плохих парней, и что было сил, лупили ему по мозгам здоровенными кувалдами.
Семенящий рядом молодой настырный клерк из отдела связи бормотал ему что-то в самое ухо, однако Райт сейчас был не способен переварить информацию. Он, конечно, пытался взять себя в руки, но словам приходилось прорываться через броню боли и поэтому докладу клерка был нанесен значительный урон. Потери в смысловом отношении составили не менее пятидесяти процентов, но основное Райт все-таки уловил.