Скальп врага

Сербин Иван Владимирович

Гравер прошаркал к дверям, размышляя, какую походку ему сегодня использовать. Стоит ли хромать, просто приволакивать ногу или вообще обойтись без дополнительных эффектов? Подался к стене, развернул левое плечо, словно бы боясь столкнуться со встречным прохожим, стал размытой, почти незаметной тенью, едва различимой на фоне обоев, и взгляд снизу вверх, молящий, как у избитой собаки.

То, что нужно. Этот образ он особенно любил. В превосходном настроении Гравер снова развернул плечи, вышел из дома и… остановился на пороге.

В двух шагах от крыльца

стоял темно-синий «Вольво». Машина хорошая и дорогая. Рядом с ней, привалясь тощим задом к переднему крылу, скрестив ноги и покуривая, стоял худощавый парень, в котором Гравер, как человек, мотавший срока не раз и подолгу, мгновенно распознал бывшего «сидельца». Что-то есть в их брате особенное. Однако одет приехавший был хотя и безвкусно, но в неплохие шмотки.

В салоне же за тонированными стеклами сидели еще двое. Или трое?

— Добренький денечек, — оскалился приехавший.

Во рту парня тускло блеснула золотая фикса.

— И вам добрый день, молодой человек, — чуть поклонился Гравер. Играть убогого было поздновато, а вот маска чопорного профессора сошла в самый раз. — Кем будете и с чем изволили пожаловать?

— Непонятки у нас случились, дядя, — пояснил парень. — По твоей части.

— Простите, молодой человек, — нахмурился Гравер. — Не понимаю, о чем, собственно, идет речь?

Дверца «Вольво» открылась, и из салона выбрались остальные гости. Их оказалось трое. Двое первых — типичные молодые «бычки» из тех, что любят поиграть мышцей. Гравер с такими сталкивался не раз, приходилось, большого уважения к ним не питал, считая, что именно такая вот молодежь гробит порядок в разумном воровском мире. А вот третий — огромный мужчина лет пятидесяти с лишним, с могучими руками, плечами — по комоду на каждое поставить — не пошатнулись бы. Лицо некрасивое, грубое, словно бы вытесанное из каменной глыбы. Держался этот «человек-гора» с достоинством и, судя по всему, был в компании старшим.

— Не надо понты жарить, Гравер, — сказал мужчина. — Мы не менты и не лохи.

Гравер подумал, кивнул:

— А вы, простите…

— Кроха, — представился мужчина, и Гравер улыбнулся, кивнул, давая понять, что погоняло ему знакомо и слышал он о госте только хорошее. — Слыхал, слыхал. Разумеется, по делу?

— Угадал. Базар к тебе есть серьезный.

Гравер кивнул:

— Ну что же, пошли в дом.

Вины он за собой никакой не чувствовал, потому опасаться ему было нечего. А бояться… Гравер и на зоне не боялся, а уж на воле тем более.

— Не стоит. Ты ведь куда-то собирался? Ну так поехали, заодно и покуликаем.

Кроха придержал дверцу, пока Гравер забирался в пахнущий кожей салон и устраивался на заднем сиденье. Это был и знак уважения, и жест доброй воли. Когда тебя собираются валить, дверцу не придерживают.

Кроха забрался следом. Паня устроился на переднем сиденье. Пестрый забрался за руль.

«Вольво» пополз по подъездной дороге к трассе. Едва только они тронулись, Кроха поинтересовался:

— Как жизнь, Гравер?

— Всяко бывает, — ответил

старик. — Жизнь — что монетка. То на орла ляжет, то на решку.

— Понятно, — кивнул Кроха. — Без дела не сидишь? Заказов хватает?

— По мелочи все. Так… — Гравер покачал рукой, мол, заказ заказу рознь.

— Серьезные есть?

— Серьезность зависит не от работы. Мне один болт, что рисовать. Хоть «капусту», хоть ксивы.

— Люди говорят, твою «капусту» даже ментовские не могли от настоящей отличить. Сказали, твои бабки лучше.

Гравер усмехнулся, кивнул.

— А на чем взяли-то, если отличить не могли? — озадачился Паня, внимательно слушавший разговор.

— Он на своих лавэ подпись ставил. Типа фирменный знак. По ним и отличили, — ответил Кроха. — Так, Гравер?

— Было такое.

— Слушай, а еще звонили, будто ты на следственном эксперименте прямо в камере ментам ведро стольников наштамповал безо всякого инструмента?

— Инструмента в камере на самом деле до хера. Знать надо, как пользоваться. Да и ведра там не было. Штук пятьдесят я им смастырил, а потом смотрю, у ментовских бебики как-то странно горят. «Давай, — говорят, — еще». Обломились, понятное дело.

Кроха тоже улыбнулся.

— И сколько тебе тогда намерили?

— Восьмерик, как с куста.

— Солидно, — кивнул Кроха.

— Прокурор четыре просил, да судья звероватый попался. — Гравер поерзал, устраиваясь поуютнее. — А я не в обиде. На зоне нормально жил. Грамоты рисовал, иконы, прочую дребездню.

— Сучил, что ли? — встрепенулся Пестрый. — Так ты — сука, Гравер?

— Выбирайте выражения, молодой человек, когда со старшими разговариваете, — лицо у Гравера стало каменным.

— Пестрый, разбей понт, — вступился Кроха. — Люди говорят, вся зона в его фишки играла да на «левые» стольники грев покупала. В бабках пацаны купались, а он им на волю такие характеристики да справки делал — хоть сейчас в министры. С печатями, подписями, как положено.

— Было и такое, — согласился Гравер и мечтательно прикрыл глаза. — Эх, времечко золотое, вспомнить приятно. Люди другие были, не злые. Не то что сейчас. За косарь завалить готовы.

— Есть маленько, — согласился Кроха. — Ладно, Гравер, о хорошем вспомнили, давай о деле. Сегодня утром два каких-то гаврика на моих людей наехать пытались. В общем, по ходу «рыла» они светанули. Мы пробили, ксивы у них «левые» наглухо, но работы отменной. Пойми правильно, мы к тебе без предъявы. Но нам хочется знать, эти косячники для кого-то горбатились или так, волками бегают?

— Вообще-то я своих клиентов не сдаю, но тут дело мутное, — нахмурился Гравер. — Фамилию не помнишь?

— Первый — Козак. Второй — Корабышев.

Старик кивнул:

— Я им ксивы делал. На той неделе они были. — Гравер подумал, добавил: — Лавэ у них водится, это точно. Взял я с них дорого.

— Они не сказали, под кем ходят?

— Нет, да и я не спрашивал. Мое дело маленькое — ксиву нарисовать, чтобы не стыдно было ментовским предъявить.