Скальпель и автомат
Шрифт:
15 ноября дежурная по гарнизону. Взяла из перевязочной двух легкораненых, вооружились и бродим по дорогам села. Тишина, населения нет.
Лерман Таисия Самуиловна за что-то накричала на меня, ни в чем не виноватую, и уехала. Начался прилив раненых. Небольшое наступление.
24 декабря выдали зимнее обмундирование, два кубика на петлицы. Но все же успела простудиться — такая редкость на фронте! Зубы! Теперь я знаю, что у меня есть зубы, и болят они все. Устала до невозможности, а не уснешь. А тут из леса бабка зачастила в домик к раненым: где каша у раненых осталась, а то и корочку хлебца жует беззубым ртом. Все хватили лиха сполна, жалеют беднягу. Увидала старая, как я за зубы держусь, спрашивает, верю ли в бога? Отвечаю — нет! Не обучена! Комсомолка!
— Душа
— Тамара!
— Сейчас с зубами займемся, веришь? Пожимаю плечами…
— Упрямая! Повторяй за мной…
Слова малопонятные, но когда зубы болят, повторишь. Раненый боец, поглядывая ехидно, говорит: «Сестра! Лучше к зубному иди!» «Нет у нас зубного! А вас бросить нельзя, госпитали далеко. А вас подбинтовать надо, да к эвакуации собираться пора».
Пока разговаривала да назначения выполняла, зубы болеть перестали. Но через несколько часов на лице красовался солидный флюс. Раненый приподнялся с нар и сказал серьезно: «Смотрю, смотрю — одна сторона худой, худой! Другой сторона — толстый, толстый! Одна сторона — красивый наш сестра, другой сторона — ой, не хорош, не наш сестра!»
Зеркала нет, а руками чувствую, здорово разнесло. От домика к домику бегом. Смотрю, капитан медслужбы Выдрин Вениамин Александрович из Москвы, земляк. Спрашивает: «Зубы?» «Да, товарищ капитан!» «Сейчас устроим!»
Быстро разыскали меня в госпитальном отделении, доктор Берри вскрыл десну, а доктор Выдрин держал меня за плечи. И все равно я кричала и перепугала раненых, было больно. А теперь, когда болят зубы у солдат, я шепчу на память те слова, а они — кто верит, кто не верит.
Шинель моя совсем износилась, уж и не греет, ветер насквозь гуляет, как в решете. С финской и верой и правдой служит. Вызывает майор, комбат. Видно, что-то поручить хотел, но как увидал шинель, так и… «Приказываю новую шинель надеть!» Я к старшине, а он говорит: «Где я тебе шинель достану? Иди к портным, скажи, я приказал!» Я к портным (это легкораненые и больные солдаты, негодные к строевой службе). Прошу: «Сшейте, пожалуйста!» «А где прикажешь материал взять? Ну ладно, жди!»
Через неделю за мной пришли. Показывают почти новую шинель, а ворот разворочен и в крови. «Согласна?» О, ужас! «Согласна!» Романенко Андрей посмотрел, говорит: «Соглашайся!» Быстро мне сшили шинель. И хорошо сидит и тепло.
Глава IX
Победная зима
31 декабря 1942 года. Опять воинская часть пригласила нас, 5 человек, на торжественное заседание. Командир части Мамончик поздравил всех, вспомнили погибших. Немного танцевали под баян. Меня пригласил Будзелевич. В час ночи ушли в батальон. Все дни метет метель, ветер выдувает тепло, воет в трубе. Вечер. Сидим у печки в перевязочной, смотрим на веселый огонь. «Ох, картошки бы напечь», — вздыхаю я. Фира посылает санитара: «Поищи чего-нибудь! Голодно!» Приносит несколько луковиц. Положили их под угли — вкусная еда. Да если бы сухарика… Пришел Виктор Будзелевич — обморозился. Рассказывал о боях, случаях на войне. А в небе опять гудят самолеты, ночь выдалась беспокойная. Немецкие самолеты гудят, но не бомбят. Это тревожит.
Утром в перевязочную ввалились гурьбой солдаты с обмороженными ушами, носами, щеками. У кого пальцы ног, у кого пальцы рук — все это отекшее.
— Где это вас Дед Мороз подстерег?
Развлекаем разговором, а сами обрабатываем обмороженную ткань.
— И то Дед Мороз! — в тон отвечает один.
— Угостите-ка, ребята, подарочком!
Второй из кармана положил на табуретку кружечки из серебряной бумаги.
— Правда, как игрушки?
— Что же это такое?
— А попробуйте, сестра!
Я развертываю шелестящую бумагу, там лежат два шоколадных кружочка.
— И есть можно?
— Не бойтесь, сестра, мы уже ели!
— А где взяли? Не секрет? Скажите!
— Отчего же, скажем! — морщась от боли, говорит голубоглазый солдат.
— Ночью холод. Сидим в окопе. Снег, мороз так и хватает! Слышим, самолеты летят, круг
Мы смеемся: «Кто же это сочинил?» Пробуем шоколад.
— Это правда, сестра. Фашисты в окружении — «сталинградское колечко». К ним летели, а к нам попали!
Сталинградская операция началась с 19 ноября 1942 года и продолжалась до 2 февраля 1943 года. Воины 65-й армии дали клятву под Сталинградом пронести боевые знамена от Волги до логова фашистского зверя, за все отомстить, что сделали озверелые фашисты.
Армия входила в состав Донского фронта. Тяжелые бои начались на подступах к Сталинграду, а 4 октября — жаркие бои у Тракторного завода. Под Ерзовкой готовились к наступлению. Раненый из 252-й стрелковой дивизии рассказал, как освободили около сотни красноармейцев из фашистского плена, захваченных летом 1942 года. Страшно смотреть на бедняг, раненые все неперевязанные и все больные. Были раненые из 27-й гвардейской, 40-й гвардейской стрелковых дивизий. Дорогие наши сверстники.
В ноябре начались наступления на переправах Вертячье, Песковатка, Калач. С утра 19 ноября мелькнули в облаках огненные хвосты «катюш». Завеса тумана желтовато-багровая, а вот и залп тяжелых минометов, выстрелы и разрывы ручных гранат. Раненые из 304-й стрелковой дивизии с боев за хутор Вертячий. Ударные группы врываются то с одной то с другой стороны в Вертячий: контратаки, отходят и опять вперед. Гул и стоны, взрывы и свист во мраке дня от клубов дыма, горящих танков, земли, поднятой до самого солнца.
Поступают раненые из 214-й стрелковой дивизии. Много обмороженных — бескрайняя степь, негде обогреться, метели, лютый мороз (30–40 градусов), никаких селений. Палатку сносит ветром и только в яме снежного сугроба можно спастись от ветра и мороза. Где-то застряли в снегах продовольствие и боеприпасы. Раненый из 126-го полка связи рассказывал, как захватили фашистский аэродром — много самолетов без горючего, присыпанных снегом. Между ними расчищены дорожки, раненые фашисты находились в самолетах. При приближении наших машин и солдат завязались бои, началась стрельба. Оказалось, офицеры расстреливали своих же раненых, и когда наши ворвались на аэродром, все дорожки были усеяны трупами. В этой суматохе были подожжены самолеты, слышались крики раненых, но фанатики отстреливались до последнего патрона. В плен взяли немногих. Наши потери были велики, много раненых. Встретили бывшего нашего раненого офицера Подольского — здоров, воюет.
10 января развернулись в Вертячьем. Немецкое командование превратило подступы к хутору Вертячий в крепость, в зону смерти. Первым ворвался полк 27-й гвардейской стрелковой дивизии. Раненые 252-й, 304-й стрелковых дивизий заполняют медсанбат. Работы очень много, но работа ритмичная: раненые поступают в сортировочное отделение, а затем в назначенные отделения. Перевязочные и операционная действуют круглосуточно. Машин для эвакуации очень много. Тут же отправляем в тыловые госпитали. Хорошо с питанием. Начался артобстрел, тут же ответили наши, вмешалась авиация. И наверху и внизу круговерть. Раненые идут и едут со всех сторон. Места в домиках есть. Как хорошо, что медсанбат стоит на грейдере. Это дает возможность эвакуировать всех обработанных. В перевязочной все время работа, а сейчас лежит раненый.