Скальпель судьбы
Шрифт:
— Катя, давай не будем. Ты живёшь в нашем доме, мама помогает нам по мере своих сил…
— А мне ваш дом не нужен, Андрей, у меня своя квартира есть, я тебе с самого начала предлагала там обосноваться. Но ты послушал маму.
— Кать, ну… Так было лучше в той ситуации. Да и сейчас, ребёнок… а тебе ещё учиться, да и для меня сейчас всё решается — Фадеев невзлюбил меня с первой секунды знакомства, так и ждёт какого-то косяка, чтобы орать на всё отделение. Лучше бы у Шанина остался, тот хотя бы не орал, фыркал только. Тоже мне умники нашлись!
Катя вздохнула и попыталась в очередной раз объяснить
— Андрей, они просто хотят, чтобы вы не курили на работе, а пахали, как они.
— Они знают, за что пашут! А мне какой резон?
— Но ты же хочешь остаться в Центре, покажи себя с лучшей стороны, ведь ты же можешь!
— Так, хватит. Я на работу, а ты сходи в магазин. Не так часто я тебя о чём-то прошу.
Он схватил куртку и хлопнул дверью. Катя устало опустилась на стул, вспоминая прошлое лето. Они проводили много времени вместе, Андрей познакомил её с мамой, что сначала отнеслась к ней довольно благожелательно, но когда Катя по просьбе Андрея переехала к ним, отношения их резко изменились. Ираида Константиновна не упускала случая уколоть, указать, фыркнуть. Катя терпела, хотя иногда не понимала — за что. Когда она узнала, что забеременела, хотя они с Андреем предохранялись, придирки будущей, как надеялась Катя, свекрови стали просто невыносимыми. И Андрей лукавил, когда говорил о том, что его мать помогала по мере своих сил. Готовила и убирала Катя, всё это она успевала делать, приходя с учёбы. Но сегодняшняя просьба Андрея была уже из ряда вон. Конечно, она попытается накрыть праздничный стол, но он тоже мог бы помочь. Хотя бы с покупками.
***
Булавина вышла из магазина, поправила в руке пакет и медленно пошла вдоль дороги.
— Катя!
Мужской голос перекрыл шум городской улицы. Катя резко повернулась и уставилась на Фадеева, что выскочил из машины и подбежал к ней. Она стояла посреди тротуара, держа в обеих руках пакеты с продуктами, и несмело улыбалась.
— Алексей Петрович, а что вы здесь делаете?
— В облздрав ездил, надо было вопросы о лапароскопических установках решить. А ты совсем с ума сошла? С таким животом тяжести таскаешь? Дай сюда, садись в машину, живо! И куда только твой Стрелков смотрит? Заставлять жену беременную такие пакеты таскать…
— А я ему и не жена вовсе. Так, живём вместе.
— Ладно, ладно. Садись в машину, я тебя отвезу. Дорогу покажешь, а то я в этом районе не очень-то ориентируюсь.
— Спасибо вам, — тихо прошептала Катя и мягко провела рукой по мужскому плечу.
Она шагнула к машине, как вдруг кто-то дёрнул её за рукав и оттолкнул в сторону. Катя с трудом удержалась на ногах, подняла голову и тут щёку обожгло пощёчиной.
— Дрянь безродная! Так вот как ты сына моего обманываешь? И не стесняется, посреди улицы свидания назначает! Сама байстрюка нагуляла от какого-то мужика, а на Андрюшу списать хочешь? Не выйдет! Я тебя, шалава, на порог не пущу!
Фадеев бросил пакеты на асфальт и схватил орущую Ираиду Константиновну за руку, отодвигая её от побледневшей Кати.
— Успокойтесь, женщина! Мы работали вместе с Катей, при чём тут ваш внук?
— Внук? — вдруг завизжала Стрелкова. — Ноги этой приблуды в моём доме не будет! И сучонка твоего тоже! Знаю я, как
Фадеев удивлённо поднял брови и посмотрел на Катю. Та стояла посреди улицы, всё более бледнея и пошатываясь. Потом как-то криво усмехнулась и стала медленно оседать, наклоняясь к машине.
— Катюша, Катя! — Алексей Петрович не слушал грязные оскорбления уже в свой адрес. — Катя, посмотри на меня! Господи, вот это помог называется.
Он подхватил потерявшую сознание Булавину и пытался аккуратно уложить её на заднее сиденье. Затем услышал очередную порцию унизительных пожеланий и почувствовал удар в спину. Резко развернулся, схватил орущую женщину за плечо, сдавливая болевую точку, и прошипел ей в лицо:
— Запомни меня. Я Фадеев! Фадеев Алексей Петрович! А теперь запомни ещё и мои слова. Если с Катей что-то случится, я сынулю твоего уничтожу, он нигде на работу не сможет устроиться! Это я обещаю! Поняла, дура?
И тут он увидел, как изменилось лицо Стрелковой, когда она поняла наконец, кто стоит перед ней.
— Ой, я же не знала! Я же думала, что вы её хахаль, я бы никогда…
— А ты и так никогда ничего не скажешь, понятно?
Он сел в машину и завёл мотор, одновременно пытаясь дозвониться в роддом.
К вечеру этого суматошного дня Катя всё ещё находилась в реанимации, а маленький мальчик, родившийся в состоянии жуткой гипоксии, без движения лежал в закрытом боксе. Фадеев посмотрел на неонатолога и услышал тихий приговор:
— Ты же врач, Алексей Петрович, должен понимать, что такая гипоксия может привести к необратимому повреждению мозга. Если к этому присоединится тяжёлая желтуха новорожденных, а она будет, поверь моему опыту, то мальчишка может запросто уйти в церебральный паралич. А это ранняя инвалидность. Плюс его умственное развитие…
— И что ты предлагаешь? Я ему никто. К сожалению. Пока Катя не придёт в себя, решение будет принимать отец ребёнка. И его мамаша. Бедная моя девочка…
Часть 8
Девять лет назад. Катя
Она пыталась открыть глаза и сделать глубокий вдох, но что-то мешало, будто небо упало и придавило её.
— Катя, тихо, тихо!
Этот голос… Она помнила его разным. И строгим, и мягким, и переходящим в крик помнила тоже. Но сейчас почему-то ей слышались, как в испорченной пластинке, одни и те же слова, сказанные этим голосом, «Катя, посмотри на меня!» И почему-то шум, уличный шум, визгливый крик женщины и лёгкость полёта. Её полёта куда-то в неизвестность.
— Катя, открой глаза! Я сейчас трубку вытащу, не дёргайся!
Затем из её рта с болью что-то выдернули, и она глубоко вдохнула, тут же захлебнувшись кашлем и прохладным воздухом.
— Ну, ну, девочка, дыши, дыши, молодец. Алексей Петрович, дальше ты уже сам.
Алексей Петрович… Катя резко распахнула глаза и уставилась на склонившегося над ней мужчину, что как-то криво улыбался и мягко гладил её по волосам. Она ещё раз вдохнула и вспомнила. Вспомнила всё!
— Что со мной? — Ей казалось, что она почти выкрикнула эти слова, но Фадеев наклонился к ней и качнул головой. Не услышал. — Что со мной? Где я?