Скандал на Белгрейв-сквер
Шрифт:
Эту странную мысль Драммонд поспешил тут же прогнать. Сделав вдох, он попытался продолжить беседу, но в это время леди Байэм чуть пододвинула к нему блюдо с закусками.
— Еще что-нибудь, мистер Драммонд? — предложила она. Ей тоже пришлось подыскивать слова, и она вдруг перешла на обычную светскую болтовню. Голос Элинор потерял прежнюю мелодичность и стал тембром ниже.
— Вчера я была на балу у мистера и миссис Рэдли. В первом браке она именовалась леди Эшворд, недавно снова вышла замуж. Ее муж собирается баллотироваться в парламент, и этот бал был началом его избирательной кампании. Но миссис Рэдли нездоровилось, и ее заменила ее сестра, миссис Питт. Знаете, я вдруг подумала сейчас, что уже слышала это имя… — Голос ее стал громче, но казалось, что леди
С уст Драммонда готовы были сорваться слова возражения. Он почувствовал необходимость объ-яснить ей, кто такая Шарлотта, но быстро погасил этот порыв. Это было бы несправедливо по отношению к миссис Питт и, возможно, уменьшило бы его шансы узнать что-нибудь в непринужденной беседе. Жена инспектора действительно не раз проявляла проницательность в своих суждениях. Но Драммонду прежде всего хотелось успокоить леди Байэм и сказать ей, что, если кто-то из ее друзей отвернется от нее, он не заслуживает ни ее общества, ни ее дружбы. Потом он понял, что Элинор и без него это знает, однако все равно нуждается в чьей-то поддержке. Она боится скандала, боится быть отвергнутой обществом, страшится злых языков, недобрых домыслов и догадок. Мужество не избавляет от боли, лишь помогает переносить ее с достоинством. Однако сознание того, что друзья оказались людьми мелкими и холодными, не поможет избежать разочарований. Миссис Байэм не захочет подвергать друзей испытанию и видеть, как их дружба не выдерживает проверки.
— Питт умеет хранить тайны, — посерьезнев, произнес Драммонд. — Сейчас он работает над версией о должниках. Многие задолжали Уимсу, и, возможно, один из них, доведенный до отчаяния, убил его.
На лице леди Байэм появилось выражение жалости и легкой иронии над собой.
— Жаль, что для доказательства невиновности Шолто приходится искать настоящего убийцу, — искренне сказала она. — Возможно, с моей стороны плохо так думать, но я не могу винить того, кто, попав в тяжелое финансовое положение, подвергаясь угрозам ростовщика, решился на такой отчаянный шаг, не видя иного выхода. — Она прикусила губу в раздумье. — Я понимаю, что убийство — это не решение вопроса, но представляю себе чувства безнадежно задолжавшего бедняка.
— Питт тоже это понимает, — не колеблясь, заверил ее Драммонд, ибо сам сочувствовал жертвам ростовщиков. Менее всего ему хотелось испытывать жалость к такому, как Уильям Уимс.
Леди Байэм снова посмотрела на Драммонда и, казалось, прочла все в его глазах. Тот невольно покраснел.
Она отвернулась и сказала как бы между прочим:
— Шолто держится мужественно. Если он испытывает страх, то умело скрывает его. Он полон уверенности, что вы в конце концов найдете виновного. Столько времени прошло после трагической смерти леди Энстис… Будет несправедливо, если ее тень омрачит наши жизни. Господи, как отвратительна человеческая алчность!
Драммонд криво улыбнулся такому, по его мнению, преуменьшению.
— Вы знали ее?
— Нет, совсем не знала. Это произошло задолго до нашей с Шолто встречи. — Леди Байэм посмотрела в окно на игру света на листьях деревьев, колышимых ветром. — Те, кто ее видел, говорят, что она была очень красива, но той особой красотой, что кроется не в правильных чертах лица и свежести кожи — это, увы, не редкость. В ней была какая-то хрупкость, беззащитность и вместе с тем — страсть и тайна красоты. Раз увидев ее, трудно было потом забыть. Я видела ее портрет, заказанный лордом Энстисом, и должна сказать, что надолго запомнила ее лицо. — Она повернулась к Драммонду, в ее серых глазах стоял недоуменный вопрос. — И не потому, что она так трагически погибла, а потому, что такое лицо больше не увидишь; в нем было столько чувств, что, как мне показалось, совсем не было свойственно традиционному представлению
— Простите, — неловко пробормотал Драммонд, вдруг вспомнив, что эти чувства леди Энстис испытывала к мужу Элинор Байэм. Но он не мог не оценить того, с каким пониманием и без тени упрека говорила об этом Элинор. Должно быть, леди Байэм уверена в том, что муж очень любит ее, каких бы глупостей и ошибок ни было в его прошлом.
Элинор смотрела на ковер и блики солнечного света на нем.
— Я всегда восхищалась благородством лорда Энстиса, простившего Шолто все. — Голос ее был тих и низок. — Так легко опуститься в бездну отчаяния и озлобленности… Никто его за это не обвинил бы. Но после первого шока и растерянности он больше не терял самообладания и не позволил ненависти отравить его печаль. Видимо, лорд Энстис понимал, что должен был испытать Шолто, как он раскаивался, что был столь легкомыслен. — Она вздохнула. — Но Шолто слишком поздно понял, с какой страстью она его любила. — Леди Байэм снова прикусила губу и подняла глаза на Драммонда. — Похоже, Лора никогда не получала отказа. Не было мужчин, которые не подпали бы под воздействие ее красоты и обаяния, поэтому отказ Шолто словно отнял у нее всю ее чудодейственную силу и уверенность. Она растерялась, это причинило ей невыносимую боль. Она засомневалась в себе и во всем.
На мгновение леди Байэм умолкла. Молчал и Драммонд.
— Должно быть, чувствуешь себя странно, когда твоя красота заставляет всех смотреть на тебя, — сказала она вдруг, скорее себе самой, чем своему собеседнику. — Я никогда не задумывалась над тем, что быть красивой — это, возможно, сомнительный дар судьбы. Твое лицо настолько очаровывает всех, что никто не пытается узнать тебя саму, твою суть, понять твои чувства, мечты, сомнения, которые есть у всех; что ты можешь ощущать одиночество, неуверенность в себе и в том, что кто-то может полюбить тебя. — Голос ее упал совсем до шепота. — Бедная Лора.
— И бедный лорд Энстис, — совершенно искренне добавил тронутый Драммонд. — Он, должно быть, очень сильный человек, если смог побороть в себе гнев и горечь и сохранить дружбу с лордом Байэмом. Я превыше всего ценю это качество в людях — их великодушие, умение прощать.
— Я тоже, — с готовностью поддержала его леди Байэм, с волнением подняв на него глаза. — Красота души выше красоты лица или форм, вам не кажется? Она облагораживает все в мужчине и женщине. Когда есть такие люди, легче мириться с подобными Уимсу… и той заблудшей душе, которая в отчаянии подняла на него руку, — добавила она.
Драммонд хотел было что-то сказать, но в эту минуту послышались шаги и голоса за дверью, которая наконец открылась, и в гостиную вошел лорд Байэм. Сначала он показался Драммонду бодрым и уверенным, но когда, пересекая комнату, попал в луч солнечного света, падавшего из окна, Драммонд заметил темную тень усталости на его лице и напряженность в осанке, которую он безуспешно пытался скрыть. Байэм не удивился, увидев Драммонда, — видимо, слуга предупредил его.
Полицейский поднялся со стула.
— Добрый день, милорд. Я пришел, чтобы ознакомить вас с тем, что мы сделали за это время и что намерены делать дальше.
Лорд кивнул:
— Доброе утро, Драммонд. Хорошо сделали, что зашли, я очень рад. Доброе утро, Элинор, дорогая. — Он легонько коснулся ее плеча пальцами, словно снял пушинку. Это прикосновение и то, как он быстро снял руку, подсказали леди Байэм, что он просит ее уйти, осторожно, деликатно, но недвусмысленно выражая желание остаться с Драммондом наедине. Возможно, он щадил ее, избавляя от ненужных подробностей, которые ей необязательно знать.