Скандальная дуэль
Шрифт:
Дженна никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой и не на своем месте. Когда в дверях появились ее мать и Эвелин, дела пошли еще хуже. Вдова, ни к кому конкретно не обращаясь, болтала вздор таким пронзительным голосом, что Дженна вздрогнула. Тем временем Эвелин в облаке полупрозрачного муслина бросилась на шею Саймону, чмокнула его в щеку и лепетала о том, как ужасно по нему соскучилась. Дженна поймала себя на том, что ее одолевают тошнота и гнев при виде упорно цепляющейся за Саймона девчонки. Хотя Саймон успокаивал Эви отеческим движением, у Дженны сердце заболело от воспоминаний о ласках этих рук, она бы сейчас
Вдова все еще болтала, когда Саймон подал ей руку, чтобы проводить к столу. Эвелин, нарушая все правила этикета, подхватила Саймона под другую руку, прижалась головкой к его плечу, и он пригласил двух дам в столовую. Он вел их осторожно – раненая нога докучала ему, а пышные формы вдовы соперничали размерами с дверным проемом. Поза девочки была так знакома, что Дженну качнуло. Точно также это белокурое создание собственнически цеплялось за Саймона, когда она открыла глаза после обморока в Мурхейвен-Мэноре. Неужели эти воспоминания никогда не перестанут мучить ее? Приросши к месту, Дженна оттолкнула руку Роберта Нэста, коснувшегося ее локтя, чтобы проводить в столовую.
Саймон занял место во главе стола, по правую руку от него села Дженна, по левую – вдова. Нэста усадили рядом с леди Холлингсуорт, а Эвелин села рядом с Дженной, напротив викария. Дженна не задавала вопросов о странном размещении гостей. Было ясно, что Саймон хотел присмотреться ко всем поближе. Эвелин и викария посадили так, что он мог незаметно наблюдать за ними. Оба явно понятия не имели, что за ними следят и по какой причине.
Эвелин раздосадовало, что ее отсадили от Саймона. Она дулась и ерзала на стуле, то и дело отбрасывала золотые локоны и раздраженно вздыхала, но Саймон, казалось, этого не видел. Он был занят, развлекая мать Дженны и наблюдая за Робертом Нэстом. Дженна по поведению девушки догадалась, что в прошлом все внимание Саймона за столом доставалось ей. Но делала вид, что ничего не замечает.
– Что-то не так, Дженна, дорогая? – пропела вдова.
– Извини, что? – Дженна понятия не имела, о чем говорила ее мать.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – насупилась вдова. – Ты ни слова не слышала из того, что я сказала этим вечером.
– Все хорошо, мама, – коротко ответила Дженна. – О чем ты говорила?
– Я говорила, дорогая, что твоя помолвка в Мурхейвен-Мэноре прошла без помех, а потом все пошло вверх дном, если помнишь.
– Да, – закатила глаза Дженна. Во имя всего святого, почему она должна это выслушивать?
Вдова продолжала молоть вздор. Лакеи начали разливать суп. Дженна смотрела в свою тарелку. От супа пахло вкусно, но он казался несъедобным и жидким, сквозь него просвечивал синий рисунок на фарфоре.
Ложки вразнобой звякнули о тарелки, и Дженна вздрогнула, услышав восторженные стоны матери, которая буквально хлебала суп. Дженна не раз ловила на себе взгляды Саймона: наверняка он проверяет, выполняет ли она договоренность. Она видела, как он украдкой посматривает на Эвелин и викария, поскольку со своего места могла прекрасно наблюдать за парой, не выдавая своего внимания. Но следить за Эвелин не было никакой необходимости. Ее глаза не отрывались от Саймона.
Черт возьми! Что это значит?
К счастью, суп убрали и подали устрицы. Никто не ел, кроме вдовы, которая безудержно предавалась чревоугодию. Все еще дуясь,
– У меня есть потрясающая, новость, – сказала она. Пригнувшись и опустив пышную грудь к устрицам, словно собиралась выдать государственную тайну, она почти прошептала: – Я не совсем уверена, подобает ли это здесь говорить, но боюсь, я просто взорвусь, если промолчу еще мгновение.
– Тогда хватит ходить вокруг да около, мама. Говори, в чем дело!
– Хорошо, дорогая, – начала вдова, ерзая на стуле, – это касается Руперта Марнера.
– Все, что касается Руперта Марнера, не представляет для меня ни малейшего интереса, – отрезала Дженна.
– О, я в этом не уверена, – ответила вдова. – Он получил по заслугам!
Дженна увидела, как викарий застыл над тарелкой, его янтарные глаза наконец оторвались от лица Эвелин. Теперь викарий повернулся к Саймону, который, казалось, почти улыбался. Подняв наконец вилку, Дженна уставилась в свою тарелку.
– Руперт отправился в горную Шотландию, но его карету вскоре остановили, – продолжала вдова.
– В этом нет ничего интересного, мама.
– Дженна! Это был Ястреб, дорогая, тот самый разбойник, который убил твоего несчастного отца.
Дженна медленно подняла голову и уставилась на мать, которая снова заерзала на стуле.
– Руперта заставили раздеться, забрали все его ценности, привязали к дереву и выпороли кнутом до бесчувствия. Потом разбойник отпустил на свободу лошадей бедного Руперта, забрал всю его одежду, даже сапоги, и оставил его там фактически голым! Руперту пришлось тащиться на почтовую станцию в Тависток в сюртуке и бриджах своего кучера, там он лишился чувств, и его отвезли в Мурхейвен-Мэнор. Я узнала это от леди Джерси. Весь Лондон об этом говорит.
Все молчали.
Дженна, опустив вилку, взглянула на викария, но он не смотрел на нее. Саймон со сводящим с ума безразличием пристально смотрел в ее распахнутые глаза.
– Когда это было, мама? – сказала Дженна, не сводя глаз с Саймона.
– В вашу брачную ночь, дорогая, ранним утром.
Так вот куда ездил Саймон! Она сжалась. Быстрый взгляд на викария подтвердил ее догадку. Шея над белым воротом его церковного одеяния побагровела. Преподобный Нэст не знал, куда глаза девать. Дрогнувший взгляд выдал и Саймона, только мать Дженны и Эвелин, казалось, ничего не замечали.
Вдова в ожидании шпигованного фазана отказалась от устриц и занялась разнообразными закусками.
Дженна была уверена, что ее лицо стало пунцовым. Щеки так горели, что она прищурила глаза. Сердце подкатило к горлу. Она представила привязанного к дереву Руперта, вообразила ярость взмахивающего кнутом Саймона. Она знала причину этого гнева и силу, которая налила тяжестью его руку. Дженна на протяжении свадебной церемонии видела, как Саймон обуздывает ярость, пока другая страсть не заменила ее, по крайней мере, на время. Руперт заплатил за нарушение границ Радерфорда. Значит, вот откуда Саймон вернулся, когда она сделала открытие в башне. Вот о чем он рассказывал викарию, когда она отчаянно колотила в его дверь и сделала признание, которое стоило ей единственного мужчины, которого она любила и будет любить всегда.