Скандальный портрет
Шрифт:
Эмитист вздрогнула. Но не из-за его кровожадного рассказа. Нет. Ее заставила содрогнуться мысль о том, что Хэркорт счел ее связанной интимными узами с этим жилистым французом с землистым лицом.
Почему все и всегда с такой готовностью думали о ней самое худшее? Все, что она сделала, — это покинула Стентон-Бассет, чтобы совершить небольшое путешествие. Эмитист соблюла все приличия, наняв себе женщину-компаньонку. И тем не менее, стоило ей лишь на один шаг переступить границу поведения, допустимого для женщины, всего лишь один шажок… И вот уже Хэркорт решил, что она
И на каком основании? На том основании, что она появилась с мужчиной, который не был ее мужем, и ее платье говорило о том, что она небогата? Из этого он сделал вывод, что месье Ле Брюн — ее покровитель?
Разве Нейтан забыл, что она дочь викария? Разве он забыл, как посмеивался над ее чопорностью и строгостью, когда они только познакомились?
Впрочем, ему очень быстро удалось поколебать ее моральные устои, подумала Эмитист в очередном приступе сожаления. И весьма значительно.
Может быть, он думал, что после того, как они расстались, Эмитист и дальше отнюдь не придерживалась их?
В следующий раз, когда она встретится с Хэркортом, она с большой радостью поставит его на место. Как он посмел обвинить ее в том, что у нее плохой вкус, раз она выбрала такого человека, как месье Ле Брюн?
Уж если кто и страдал дурным вкусом, так это Нейтан. Он женился на женщине с лицом как у лошади только потому, что ее семья была богатой и влиятельной.
Во всяком случае, так говорили ее родители. Делакорты не могли бы допустить, чтобы их дочь вышла замуж ни с того ни с сего. Если они зашли так далеко, что во всеуслышание объявили о помолвке, значит, эти отношения продолжались уже достаточно долго. Вполне возможно, что семьи сговорилась об этом браке с самого рождения детей. В знатных семьях обычно так и делается. Они ничего не оставляют на волю случая.
От мысли, что она наверняка права, у Эмитист тогда внутри все сжалось. Это казалось таким очевидным. Нейтан не мог бросить ее и уже на следующий день сделать предложение другой. Должно быть, мисс Делакорт всегда существовала в его жизни.
Но теперь… теперь? Эмитист гадала, насколько обдуманным и просчитанным было его поведение. Хэркорт сказал, что она казалась ему такой привлекательной, что он чуть было не потерял голову.
Как будто… как будто он не владел собой. Как будто действительно влюбился в нее.
Однако в конце концов это ничего не изменило. Он предпочел жениться на девушке, кандидатуру которой одобряла его семья, чем сделать предложение той, которую знал всего несколько недель.
И все же это не объясняло, почему теперь он смотрел на нее с такой злостью. Ведь если тогда ему приходила в голову мысль сделать ей предложение, он должен был бы радоваться тому, что они, наконец, встретились, когда оба вольны поступать, как хотят.
Только… он ведь не считал, что она свободна, вот в чем дело. Хэркорт думал, что она содержанка.
Ох!
Он ревновал. К месье Ле Брюну.
Это… о боже, это было…
Так нелепо, что Эмитист не знала, смеяться ей или плакать. Когда месье Ле
Эмитист попыталась ответить что-то разумное на вопрос, заданный Софи, но ей было слишком сложно сосредоточиться на том, что рассказывал им месье Ле Брюн о парке, где они гуляли, и о всех тех исторических событиях, которые происходили здесь буквально на каждом шагу.
Эмитист чувствовала себя так, словно вся ее жизнь перевернулась вверх дном и никак не могла встать на место. Она никак не могла забыть о том, как разозлил ее Хэркорт, решивший, что она пала так низко, что между ней и месье Ле Брюном существуют какие-то отношения. От одной мысли об этом Эмитист начинало мутить. Впрочем, он говорил что-то еще. Что-то о том, что считает ее привлекательной?
Даже больше, неотразимой. Настолько неотразимой, что в свое время чуть не отказался от предназначенной ему выгодной партии и обрек себя на жизнь в бедности и безвестности.
Неужели он говорил серьезно? За последние десять лет ни один мужчина даже не пытался поцеловать ее, а Нейтан, заявив, что находит ее неотразимо привлекательной, тут же решил, что она ведет жизнь женщины легкого поведения. Она притягивала и в то же время раздражала его, и он отстал только после того, как привел ее в смущение.
Эмитист стояла как вкопанная, и сердце как-то странно подпрыгивало у нее в груди. Джентльмены стали воспринимать ее всерьез только после того, как узнали, что она единственная наследница тети Джорджи.
Но Хэркорт считал, что она безнадежно бедна.
И тем не менее дал понять, что хочет ее.
— Тетя Эми, ты устала?
Софи снова подбежала к ней и, взяв Эмитист за руку, озабоченно смотрела на нее снизу вверх.
— Нет, милая. Я просто… просто любуюсь садом. Ну, разве он не красив?
Только теперь, когда она окончательно пришла к выводу, что Хэркорта мучила ревность, Эмитист заметила, что, несмотря на все бесчинства, которые творили здесь люди, сад Тюильри с его четко организованным великолепием удивительно хорош. Деревья дарили тень мощеным дорожкам, сквозь их узорную листву проглядывало голубое небо, напомнившее ей дымчатую голубизну лесных колокольчиков в весеннюю пору. А воздух был прозрачным и чистым, как жидкое стекло.
Здесь царила атмосфера волшебства, такая же, как в Гайд-парке в те дни, когда она была дебютанткой. Эмитист вспомнила, как когда-то гуляла там среди нарциссов с Хэркортом. С легким сердцем, полным надежд, она чувствовала себя такой красивой. Это он заставлял ее чувствовать себя красивой, то и дело бросая на нее красноречивые взгляды. Прежде Эмитист считала себя самой обыкновенной и не видела в себе ничего, достойного тех комплиментов, которые он расточал ей.
Она изо всех сил трудилась, чтобы заслужить похвалу своих строгих родителей. Делала все, что могла, чтобы они гордились ею, не покладая рук работала в приходе и помогала матери ухаживать за младшими сестрами.