Скандалы

Гольдберг Люсьен

Она продолжала улыбаться, когда, толкнув вращающиеся двери „Трамп Тауэр", вошла в холл. Портье вручил ей пухлый конверт с грифом „Чейз Манхэттен банка". Ее новые чековые книжки! Швейцар протянул Ниве записку от оценщика, сообщавшего, что высокие напольные часы на лестничной площадке – подлинный Чиппендейл XVIII века; эта антикварная вещь непременно принесет им доход.

Нива прикрыла глаза, почувствовав легкое головокружение от этой новости. Удача сопутствовала ей. Хотя она пришла к ней лишь несколько дней назад, они с Джеффри уже убедились, что под грудами мусора кроются

такие сокровища, которые обеспечат успех аукциона, высокие цены принесут им неплохой доход даже после того, как будут оплачены все счета.

Изображение часов следует присовокупить к другим фотографиям в том объявлении, которое они предполагали опубликовать, там же появятся и две фотографии инкрустированных столиков работы Пемброка: они были завалены старой одеждой в заднем холле. А в двух парижских фарфоровых вазах начала прошлого столетия Лолли держала свои карандаши.

Усталая, но радостно возбужденная, Нива уставилась на конверт. Чековые книжки – первое и неопровержимое свидетельство того, что теперь у нее есть свое дело, свой бизнес. Мечта, которая возникла в ее подавленной душе, как смутное стремление к свободе и финансовой независимости, начала претворяться в действительность. Когда дверь лифта открылась, она увидела, что через холл к ней спешит швейцар.

– Извините, миссис Форбрац, я забыл сказать вам, что мистер Форбрац просил предупредить вас, что вечером его не будет.

Счастливое опьянение Нивы улетучилось.

– Благодарю вас, Мануэль. Войдя в лифт, она кивнула лифтеру.

Чего ради Ирвинг беспокоился? Его и так каждую ночь не бывало дома, но он продолжал делать вид, что считается с ней. Лучше бы он этого не делал. Это только напоминало ей, что их отношения становятся все хуже. Она была так занята в квартире Лолли, что ее уже не терзали мысли о том, почему Ирвинг задерживается ночь за ночью.

Догадка, что у Ирвинга появилась любовница, сейчас почти не беспокоила Ниву. Пока он не ткнет ее в это носом, она будет терпеть. От него ей нужно только одно – пусть оплатит счета. В почтовом ящике скапливалось все больше и больше посланий от разгневанной администрации магазинов. За последние месяцы конверты изменили цвет. Все чаще приходили ярко-желтые.

Нива не собиралась платить ни по одному из этих счетов. Она вообще перестала думать о них. Раньше неоплаченные счета очень беспокоили ее, но решив, что она не имеет к ним отношения, Нива по крайней мере избавилась от чувства вины. Теперь она жила в совершенно ином мире, и сообщения Ирвинга об его отлучках были за пределами этого мира.

Она вошла в квартиру и бросила связку ключей на серебряное блюдо на столике в фойе. Прижав конверт с новыми чековыми книжками к груди, Нива скинула туфли и заторопилась в спальню. Она села на кровать, все еще прижимая к себе конверт и предвкушая радость, с какой увидит чековые книжки.

Наконец она начала вскрывать его, но тут же заметила: с ним что-то не то. Похоже, его уже вскрывали, а потом заклеили на скорую руку. Щупальца страха сжали сердце Нивы. Вскочив, она поспешила в кабинет Ирвинга, отделанный деревянными панелями. В нем, как всегда, пахло лимонной мастикой для мебели и сигарным дымом. Нива подошла к заваленному

бумагами столу Ирвинга, убеждая себя, что беспокоиться не о чем.

Среди груды бумаг лежала... одна из ее новых чековых книжек. Рядом с ней валялся листок бумаги: отрывной корешок ее нового счета. Она перевернула его. На обратной стороне чьей-то рукой было несколько раз написано: „Нива М.Форбрац". Ее подпись удачно подделали! Схватив чековую книжку, она перелистала ее: разумеется, первого чека уже нет. Овладев собой, Нива позвонила в информационный отдел банка, номер которого значился в чековой книжке. Она тут же убедилась, что подтвердились худшие ее опасения. Чек был уже оплачен. Она швырнула трубку.

Ирвинг! Этот подонок подделал ее подпись и снял все деньги со счета. Он даже не позаботился как следует замести следы, что почему-то особенно оскорбило ее.

Если Ирвингу позарез нужны деньги – ее это больше не волнует. Если бы его сыну, с которым он не виделся и даже не разговаривал, нужны были бы деньги для пересадки печени или мафиози требовали бы за него выкуп, даже это не оправдало бы того, что сделал Ирвинг.

Нива бывала в баре одна лишь в тех случаях, когда слишком рано приходила на встречу с Ирвингом. При этом она любезно улыбалась знакомым, объясняя, что ждет мужа, заняв уединенный столик, заказывала воду „Перрье".

Бар в Дубовом зале „Плазы" всегда казался ей каким-то особенным. В нем все было очень элегантно: высокие потолки, изысканные полированные панели на стенках и огромные окна, выходившие на Центральный парк. Посетители Дубового зала обычно были хорошо одеты и выглядели куда солиднее, чем завсегдатаи других заведений. Администрация неусыпно следила за теми, чей внешний вид внушал подозрения, например, за слишком ярко накрашенными женщинами, и уж, конечно, не допускала, чтобы их поведение выходило за рамки приличий. Но дама ее лет, в костюме из плотного светло-серого шелка, вполне может снять номер в отеле, и у нее не возникнет никаких проблем, если она в тишине захочет выпить одна коктейль в конце дня.

Когда она появилась в дверях бара, администратор слегка поклонился и сдержанно улыбнулся ей. За столиками в центре зала сидело несколько пар. Возле бара было многолюднее: позади сидящих у стойки женщин стояли мужчины.

– Я одна, – сказала Нива администратору, чуть вздернув подбородок и расправив плечи, чтобы выглядеть увереннее, хотя уверенности она не чувствовала.

– Обедать? – спросил администратор, как-то неопределенно указав направо рукой, в которой было объемистое меню.

– Просто выпить.

– За столиком или у стойки?

– За столиком, пожалуйста.

– Прошу вас сюда, мэм.

Когда он провел ее к угловому столику у окна, Нива подумала, что за стойкой она будет меньше привлекать внимание, поскольку оттуда доносились смех и разговоры.

– Пожалуй, лучше у стойки, – сказала она уже отошедшему администратору.

Он повернулся и развел руками.

– Пожалуйста, мэм, сюда. – Он подвел ее к высокому, табурету в дальнем конце бара у зеркальной стены. – Здесь вам нравится? По вечерам у нас обычно собирается много народу.