Сказ о невыдуманном Левше

Горизонтальная горная выработка (штрек) залита щедрым светом люминесцентных светильников. Свод стены и основание под шпалами рельсового пути скреплены кольцом бетонитовых плит. Могучие вентиляторы без устали гонят с поверхности в глубину чистый воздух. И если б не электровозы, мчащие по двум путям длинные хвосты вагонеток с углем или породой, выработка могла вполне сойти за тоннель Московского метро.

Идешь по штреку и не ощущаешь глубины в триста метров, забываешь о громаде породы высотой в шестидесятиэтажный дом — некогда думать, что происходит в черных недрах над твоей головой.

Но обстановка меняется, как только ты свернул в лаву, в забой. Исчезли светильники. Узкую дорожку прокладывают звездные капли шахтерских ламп. Бетониты сменились крепежным лесом сосновых стоек. Сгибаешься чуть ли не под прямым углом, чтобы не стукнуться о низкую кровлю. Ты попал на подземную битву. Здесь ухают взрывы, вгрызаются в пласты угольные комбайны, стучат-звенят длинные пулеметные очереди отбойных молотков — каждый в минуту делает три тысячи ударов. Здесь, в забое, наблюдая горняка в работе, ты начинаешь понимать, какое это весомое слово «угледобытчик», какая смелость мысли и сердца необходима тому, кто взялся облегчить, обезопасить шахтерский труд.

В обычный для Урала морозный январский день шестьдесят четвертого года в шахте Буланаша происходило необычное.

В одной из лав готовились обрушить участок, из которого выбрали весь уголь. Забойщики передвинули на новое место скребковый транспортер и больше сюда не возвратились. Их сменили одиннадцать посадчиков — другим горнякам запрещено находиться на участках перед обрушением.

Услышав неожиданный стрекот бура в глубине опустевшего забоя, приземистый седой бригадир посадчиков быстро подался туда. Свет шахтерской лампы растекался в тумане, и бригадир с трудом узнал конструктора лаборатории автоматики Александра Сысолятина. Тот лежал лицом вверх и заканчивал бурение узкого отверстия-шпура в породе кровли.

— Что надумал в запрещенный час! — сердито начал было бригадир, но, увидев тонкую трубку в руках конструктора, спросил: — Штуковина эта зачем? А коробка под ногами?

Сысолятин повернул к бригадиру запорошенное угольной пылью худощавое светлоглазое лицо, приподнялся.

— Это индикатор. Прибор для обнаружения сдвигов кровли. Воспримет давление, и стрелка на регистраторе отойдет от середины. — Конструктор показал на пластмассовую, похожую на настольные часы коробку с одной большой стрелкой.

Луч бригадирской лампы уставился

— Жаль твоих нервов, Саша. Никакой прибор не увидит, что делается в толще пород: стынет стрелка!

Сысолятин постучал ногтем по серебристой, торчащей из шпура кромке индикаторной трубки, потом по крышке регистратора, как бы упрашивая их доказать старому горняку, что прибор сможет реагировать на неуловимые, грозные для жизни горняков сдвиги кровли.

Опасны, нередко гибельны для человека землетрясения. Но даже слабые, в два-три балла, они ощущаются чуткими домашними животными, да и людьми, особенно в верхних этажах зданий. Почувствовав незначительные толчки, люди покидают дома, тесные улицы, чтобы при повторных и более сильных толчках и сотрясениях не оказаться под рухнувшими потолками и стенами.

Коварней миллионотонная шапка пород, висящая над головами шахтеров. Ее передвижки неощутимы. Ни глазом, ни слухом не уловить, не обнаружить предстоящие атаки кровли.

Снимают угледобытчики ленту в лаве, основательно крепят ее, а кровля нередко глумится: разгуляется, надавит на лаву — охнуть не успеешь, как толстые стойки крепления ломаются, словно спички.

На этой же шахте было такое.

Вышли после ночной работы из лавы забойщики, встретились со сменой в штреке, остановились на минуту.

— Как работалось?

— Нормально. Лава в полном порядке.

— Поспешайте, наверху горячий душ и вкусный завтрак.

— А вы знай руби уголек! — напутствовали шахтеры сменщиков.

Разминулись, недалеко отошли друг от друга, как раздались в штреке голоса:

— Дьявольщина!

— Куда девался вход в лаву?..

Уходящие обернулись:

— Вы же у самого входа. Впервые в шахте, что ли?..

Вернулись на то место, откуда только что вышли, и глазам не поверили: в какую-то минуту, пока две бригады обменялись несколькими словами, лава села, завалив вход.

Сысолятин на себе испытал подобные проделки кровли.

Был он мальчишкой, только начинал работать в шахте, когда кровля зло поиздевалась над ним и тремя опытными забойщиками.

Шли к забою, кругом ни малейшего признака угрозы, как вдруг позади них, на широком участке штрека, рухнула толща породы. Четверо оказались отрезанными от товарищей, от выхода к стволу, к подъемной клети.

Трое суток шахтеры сидели в заточении, без пищи, без воды. И только на четвертые к ним пробились. Горноспасателям пришлось идти на помощь в обход штрекового завала.

Спросили как-то у Сысолятина, когда у него явилась мысль создать индикатор поведения шахтной кровли, — пожал плечами: когда?.. После каждого случая внезапного обрушения он задумывался: нельзя ли угадывать состояние породного массива, нельзя ли сделать прибор, способный «увидеть», предупредить начало опасных сдвигов, которые возникают далеко от лав, в выработанном пространстве, и неслышной волной, наглым, непрошеным гостем катятся к людям, в шахту.

Трудные задачи предстояло решить молодому конструктору: можно ли создать индикатор, который был бы невосприимчив к шуму машин, к гулу искусственных взрывов в шахте? Как настроить индикатор, чтобы он, регистрируя все значительные сдвиги кровли, подавал сигнал лишь о тех, которые достигают критической скорости? Какой датчик способен подавать точную и быструю информацию о таких именно сдвигах?..