Сказ о невыдуманном Левше
Шрифт:
Чем сложнее они, чем больше требуют сообразительности, находчивости, душевной отдачи, тем дальновидней, вдохновенней он и в лаборатории автоматики.
Сделал в домашней мастерской перовое сверлышко, удачно просверлил им продольное отверстие в иголке, куда спряталась миниатюрная цепь Галля, и применил потом это же сверло при выполнении заказов ученых-микробиологов. Создал для кубиков-матрешек специальный инструмент, и вспыхнула вдруг мысль: этот резец возьмет не поддающийся в электронной схеме выступ и реле времени окажется в гнездышке автомата.
Бывало и наоборот. Создавал как-то
Грани технического и художественного творчества все больше стираются: смотришь на сысолятинский радиоэлектронный прибор и находишь в нем черты художественной миниатюры. Разглядываешь миниатюру и видишь, как ее формы, нередко и суть, решения, перешли к приборам и узлам машин для промышленности.
Это взаимовлияние сказалось и на сердцевинке к агрегату машиностроителей.
Незадолго до истории с микроузлом Александр Матвеевич создал миниатюрный отбойный молоток.
Размер штуцера для прохождения воздуха — три десятых миллиметра, отверстие в штуцере — шесть сотых миллиметра. Подобные отверстия Александр Матвеевич просверливал и в некоторых деталях микроузла.
И вовсе совпали форма, даже размеры болтиков микроузла с веселой семейкой из миниатюры, отбывшей в Германскую Демократическую Республику. Случай и сам по себе любопытен.
Как-то в лаборатории автоматики требовательно зазвонил телефон.
— Гости из ГДР хотят вас увидеть, Александр Матвеевич.
— Почему меня?
— Смотрели миниатюры на ВДНХ и просят личной встречи с автором. Отказывать неудобно.
— Явиться с пустыми руками, мне кажется, тоже неудобно.
— А вы сделайте что-нибудь. В вашем распоряжении целые сутки.
Товарищ, который звонил, думал, что Сысолятин штампует свои миниатюры по меньшей мере на полуавтомате.
Можно было успеть сделать копию наименее сложной из миниатюр, находящихся на ВДНХ, — оснастка, инструмент сохранились, да и руки к тем изделиям натренированы. «Но это не солидно, — думал Александр Матвеевич. — Гости смотрели экспонаты на ВДНХ и мозолить глаза одним и тем же неудобно. К тому же немцы в ГДР сами делают прекраснейшие вещи: электронные микрометры, кварцевые миниатюрные часы, идущие с точностью до стомиллионных долей секунды... Сделаю семейку болтиков. В какой-то мере символ...».
Через день на приеме в честь правительственной делегации Германской Демократической Республики секретарь обкома партии представил Александра Матвеевича гостям. Тот передал немецким горнякам от горняков Артемовского сердечный привет и вручил Вальтеру Ульбрихту подарок: семейство малюток из девяти ввинченных друг в друга болтиков: самый большой — десять миллиметров длины и четыре миллиметра в диаметре, самый малый — три десятых миллиметра.
— Ни одну машину нельзя собрать без болта, — сказал Александр Матвеевич гостям. — Это как цемент на строительстве, как дружба в жизни.
Гости одарили Александра Матвеевича малоформатной фотокамерой «Практи» и роскошным изданием книги Аннель и Андрэ Торндайк «Русское чудо». Вальтер Ульбрихт сделал на титульном листе дарственную надпись. Пожимая руку умельца, посмотрел на его тонкие длинные
— На Урале рождаются гигантские современные машины и ваши микроминиатюры. Это тоже русское чудо.
ВЫ ВЕРНУЛИ МНЕ ЗРЕНИЕ
Урал. Левше Сысолятину...
Письмо с таким адресом вручили в поселке Буланаш Александру Матвеевичу. Оно пришло издалека от Валентины Вершининой.
«Шестнадцать лет я не видела солнца, — писала девушка. — А сейчас радуюсь краскам земли, вижу, как лопаются почки и цветет сирень. И всем этим я обязана Святославу Николаевичу Федорову и вам, Александр Матвеевич... Скоро я выхожу замуж, и вы будете самым дорогим гостем на моей свадьбе. Приезжайте!»
Пользуясь инструментом Сысолятина, чудодей-хирург, ныне член-корреспондент Академии медицинских наук СССР Святослав Николаевич Федоров вернул Вале зрение.
За пять лет до встречи с Сысолятиным Федоров, в то время заведующий кафедрой глазных болезней Архангельского медицинского института, произвел около шестидесяти сложнейших операций по замене мутного хрусталика глаза искусственным. Они требовали от окулиста новых принципиальных решений, связанных с оптикой глаза, химией пластмасс, техникой операций. Они требовали тончайших инструментов, без которых так же невозможно достичь новых вершин в офтальмологии, как невозможно альпинистам подниматься на высочайшие пики земли без скалолазов и кислородных масок.
Многое предстояло преодолеть Святославу Николаевичу. Но если инженеры рассчитали искусственные частицы глаза и предоставили хирургу чертежи, если ученые создали специальные пластмассы для искусственного хрусталика и вместе с доктором Федоровым исследовали их на практике, — то инструментами приходилось пользоваться теми же, какими офтальмологи оперировали в девятнадцатом веке.
В это время Федоров узнал из московской газеты о микроинструментах Александра Матвеевича для ученых-биологов и поделился с ним теми трудностями, которые встречаются хирургу при замене мутного хрусталика глаза искусственным.
«Чтобы зашивать раны глаза при операциях, нам крайне необходимы полые иглы толщиной одна десятая миллиметра. Сумеете ли вы их сделать и приехать к нам в Архангельск?»
Сысолятина волновала просьба Федорова. Казалось, о чем тревожиться? Делал же инструменты для хирургии клетки не в одну десятую долю миллиметра, а в сотые и даже тысячные доли. Но разве сложности в одних микронах, больше ли их или меньше? Тогда хотелось, чтобы ученые удачно экспериментировали, без лишних затрат энергии, средств, времени, тянувшегося зачастую годами. Но там речь шла о микробах. А тут — глаз человека, свет или тьма на всю жизнь. Глаз... Воспалится немного во время работы, побегут черные пылинки перед тобой, на секунду, на минуту не дадут разглядеть микроскопическую детальку — и уж сердце ноет: если даже в малой мере поникнет зрение — прощай работа над миниатюрами...