Сказ о Владе-Вороне
Шрифт:
«Думал, морок предстанет в виде огней болотных и дев обнаженных, в трясину заманивающих? — упрекнул он сам себя. Интонации точь-в-точь Кощеевы послышались: ехидные и язвительные. — Нет уж, слишком просто».
Решил Влад переждать, страху не поддался: авось морок развеется сам собой. Идти по одному из двух направлений явно не стоило: не играла нечисть по правилам человеческим, погубила бы в любом случае, потому и выбирать из предложенного нельзя. Так и стоял он на месте столбом, пока не почудилось, будто гать из-под ног уходит. Вода дошла до щиколоток, затем поднялась до колен. Сердце
Влад прикрыл глаза, прошептав:
— Чему быть, того не миновать, а невидали никогда не осуществиться.
Еще удивился: откель таковы слова взялись и сами на язык прыгнули?.. Насколько помнил Влад, никогда не учили его никаким заговорам или заклинаниям.
И стоило утихнуть последнему звуку, тотчас понял он, что не чувствует ни холода, ни воды, сапоги промочившей. Открыл глаза — исчез морок. Стоял он на гати добротной, стелившейся прямо скатертью, а слева и справа зеленели кочки, ряска на темной воде колыхалась, цвели кувшинки. На широком листе бледно-зеленом сидела крупная жаба и глядела на Влада очень уж внимательно. Он тоже на нее посмотрел.
Глава 5
Жаба квакнула, глазами похлопала, плечами пожала и вытащила откуда-то из воды стрелу, молвив звонким девичьим голосом:
— Не ты ль Иван-царевич будешь?
— Не я, — ответил ей Влад, вздрогнув от неожиданности.
— Жаль, — вздохнула жаба. — Ты красивый, только странный какой-то.
— Чем это?
— Не от мира сего.
Здесь уже лиса подскочила, рыжим хвостом перед лицом махнула, словно огнем опалила. Влад заморгал, головой помотал — глядь, а жаба куда-то делась. Видно, в воду прыгнула.
— Ты чего это, Ворон, не в свою сказку лезешь? — молвила лиса возмущенно.
— Да я и не думал… — признался Влад.
— Такие вещи чуять надобно, — фыркнула она.
Кощей говорил также, когда узнал, как Влад миновал порог совершеннолетия. Легко сказать: чуять должен. А если нюх отбит начисто?
— А почему ты кличешь меня Вороном? — спросил он. — У меня вообще-то имя имеется.
— Истинного твоего имени мне знать не положено, да и никому больше, кроме тех, кому сам по доброй воле назовешься, — сказала она наставительно.
— Я не о нем.
— Имя твое человечье не сдалось мне ни за каким лядом, как, к слову, и всем нашим, с кем рано или поздно познакомишься и дела иметь станешь. Суть же твоя птичья, воронья, потому и звать тебя все Вороном будут, — и, вновь махнув хвостом, добавила: — А уважительно — Вороном Вороновичем. Привыкай.
— Я не Воронович, — снова заспорил Влад.
— Лиса скривилась совсем по-человечески, рыжие глазища к небосводу обратив.
— Ладно, —
— А раз так, то пошли. Чего встал? Аль невесту сыскать вознамерился? Здесь невест полно болото, и каждая третья — Василиса то Премудрая, то Прекрасная. Тебе какую надобно?
— Никакую, — фыркнул Влад. — Мне лучше сразу Кощея.
Лиса звонко расхохоталась, ничего на это не ответив.
— Постой, — попросил Влад, когда она снова вперед вырвалась, — ты сказала, каждая третья?
Лиса обернулась, кивнула, хитро прищурившись.
— А остальные?
— Лягухи обычные и кровожадные. Первых на каждом болоте пруд пруди, а вот вторым лучше бы не попадаться: очень уж человечинкой лакомиться любят.
Влад передернул плечами, обвел взглядом болото — показалось, на каждой кочке по лягушке сидит и у трети из них глаза алым светятся.
— Пойдем отсюда, пока не стемнело, — буркнул он.
— Так и я о том же, — фыркнула лиса. — Пойдем.
Только снова не удалось им далеко уйти. На этот раз гать перед глазами растроилась, и прямо перед Владом каменюка серая вылезла. Засветились на ней письмена, по всем сказкам знакомые: «Направо пойдешь — коня потеряешь, себя спасешь. Налево пойдешь — себя потеряешь, коня спасешь. Прямо пойдешь — и себя, и коня погубишь».
— Откуда у меня конь?.. — удивился Влад.
— Как посмотрю, совсем тебе плохо, — повздыхала лиса.
— Ты не тревожься, дойду, никуда не денусь, — заверил ее Влад, говоря сквозь зубы и дыша через раз, поскольку жижа болотная, мороковая, дошла аж до пояса, холодной была, что зуб на зуб не попадал, и смердела, будто яма с нечистотами. — Ох…
— Вот это как раз и сомнительно, — ответила лиса. — Ты, если совсем невмоготу будет, оборачивайся и взлетай. Доберешься до своего Кощея уж как-нибудь. Ему все равно спешить некуда — чай, бессмертный.
— Нет уж! — рассердился Влад. Может, и был Кощей бессмертным, но то вовсе не значило, будто в беде его оставлять можно. Влад не согласился бы медлить и один лишний день.
Не иначе как из-за его злости морок тотчас рассеялся, гать в ступни ударила так, что он чуть не упал. Пошли они дальше.
— Упрямец, — проворчала лиса. — А если ты сгинешь из-за спешки своей или с ума сойдешь, что еще хуже?
— Почему хуже?
— Ну а как же? Коли погибнешь, дух твой в Навь угодит, попозже родишься ты заново в Яви и, раз уж многое в этой жизни узнал и силу обрел, вскоре вспомнишь себя нынешнего. А если повезет, Кощей сам выберется — не впервой, чай, — окропит тебя живой водой, и станешь ты, как и прежде, живехонек. Но если разума лишишься — самого себя забудешь, и никакая живая водица тебе уже не поможет. Между прочим, сумасшествие — единственный страх, присущий бессмертным, и не просто так, скажу тебе честно.