Сказание о флотоводце
Шрифт:
– Неужто правда, Павел Степанович?
– в волнении подался вперед Левашов. Он побледнел, скулы его лишь болезненно подергивались под туго натянутой кожей. Не замечая, он отставил от себя табурет и приблизился к адмиралу.
– Павел Степанович, не верю! Неужто князь на флот не надеется? И как же вы согласились, как вы, ваше превосходительство?..
– За князя я не в ответе!-резко ответил Нахимов.- Но Севастополь сдать!
– голос его зазвучал раздраженно и немного резко.
– Севастополь сдать и князь Меншиков не волен, хотя бы и пошел на то!.. Флот еще не Севастополь, а корабли -
– Как же так, ваше превосходительство, не понял, признаюсь, что же тогда флот?
– воскликнул, встав, Вегов.
– Матросы, господин капитан, служители, извольте знать: матросов сохраним, а с ними и Севастополь. Флот - это, помимо морской силы, еще наша сила береговая, наша крепость на земле, хотя думать о том непривычно. Флот везде за себя постоит. Сила Черноморского флота, разрешите напомнить, в воспитании его, в порядках, заведенных Михаилом Петровичем.
– Вольности много во флоте, Павел Степанович, -согласился Вегов тоном, далеким от осуждения, но в то же время и неодобрительно.
– Вот она и вся особенность! Но ведь не "вольнице" защищать город?..
Сказанное им уже вывело из себя Нахимова.
– Вам из отставки не выбраться с этакими мыслями, господин капитан. В отставку вышли, в нору спрятались и ничего вокруг себя не видите. И кто разрешил вам о "вольнице" судить? Есть у нас среди господ офицеров этакие, с позволения сказать, патриоты, отечество хотят защищать, а народ свой не знают. Ныне же кто Севастополь оборонит - не мы ли одни, по-вашему, офицеры, генералы да князь Меншиков?
– А кто же, если не мы, ваше превосходительство?
– вызывающе спросил Вегов, ругая себя в душе за то, что, поддавшись распространенному в столичных кругах мнению, неосторожно назвал черноморских матросов "вольницей".
– Кто же, ваше превосходительство?
– повторил он.
– Кто-с?
– сузил глаза Нахимов, как делал в минуту запальчивости. Народ русский, вот кто, "вольница", по-нашему. Не в каждую ли войну, господин капитан, спаситель наш, солдат, вольнее себя держит? Зато потом наш отечественный Мирабо в морду его хлещет!
– То все едино!
– с некоторым разочарованием протянул Вегов.
– Народ русский - это мы! От мала до велика царю присягали!
Эти слова еще больше рассердили Нахимова, однако сдержав себя, - спор с Веговым мог зайти далеко, да и не к лицу ему, адмиралу, пререкаться сейчас с этим знатным дворянином из отставных, - он сказал Вегову насмешливо:
– На храбрость небось уповаете? На то, что. русский матрос да солдат все вынесут? Оно и так, да, кроме храбрости, разумение надобно и сноровка! Читал нынче "Синопский бой" Нестера Кукольника, обо мне в некоторой
степени... Господин сочинитель столь вежлив, что выслал мне свою пиесу. Он тоже извечную нашу матросскую храбрость славит, а нет, чтобы помянуть, как учили мы матросов в школах водяной да огненной, в Сухумском и Суджукском отрядах, как за каждого марсового с мичманов взыскивал я. Или о душе матросской, о простых людях неповадно писать? Шуму да треску, клятв да речей у господина Кукольника больше, чем слышал я на своем пеку во всех баталиях!
И уже успокоившись, словно отчитал Вегова, обвел
– Отвлеклись мы, господа. Впрочем, и этот разговор к вопросам, с которыми пришли вы ко мне, не малое отношение имеет. Что же не сядете, господа? Прошу покорно!
– показал он на табуреты, которые в смятении, вызванном его спором с Веговым, никто из стариков не замечал. Нахимов первый придвинул табурет к стенке, присел, сутулясь и вглядываясь в лица. Премного благодарен за посещение и сам за почесть сочту советы наши услышать. Строим, как изволите знать, три главных редута: "Волынку", "Селенгинку", "Камчатку". Не подумали раньше Севастополь в крепость превращать, так теперь не поздно!..
Он подзадоривающе усмехнулся, без тени сомнения в том, что можно наверстать упущенное время, и всем стало легко...
– Может, завтра пальба пойдет. Вот и думаю покорно пас просить укрепления строить. По редутным командам разойтись. Скажете: "Нахимов прислал".
И, помолчав, обратился к Левашову:
– Полагаю так, Сергей Иванович: когда старость красит, а когда и пощады просит. Кому не под силу будет служба, того упрекать не буду, с женщинами и детьми пусть уезжают из города. У кого из моряков усадьбы вблизи берега, тому предлагаю садики срубить, сараи сжечь, чтобы не загорались, крыши песком засыпать, Топоры да лопаты командам сдать. Вы, Сергей Иванович, за всем этим следить мною отныне призваны. Вот вам и дело, о котором просите.
– Приказ от вас соответственный нужен об этом, ваше превосходительство,-заметил Левашов покорно.
– Чтобы по форме было!..
– Какой еще приказ?
– недовольно протянул адмирал.
– Совет, а не приказ. Коли примут мой совет разумом, он тут же приказом станет. Могу ли населению приказывать?
– Так как же тогда должность?..
– Должность? Действительно, как назвать вас? А, знаю! Начальником по резерву. Так, позвольте, и установим!
Расходились молча. Вегов насупленный и явно не во всем согласный с адмиралом, остальные с облегчением, сменившим недавнюю их подавленность. Решение было принято всеми: идти по бастионам!
Старый Левашов чувствовал, что в его жизни произошла теперь нежданно-негаданно и печальная спасительная перемена. Придя домой, он сказал жене:
– Маша, ты ведь сама из колодца воду носишь?
И, встретив добрый, но недоумевающий взгляд жены, пояснил:
– Ну да, когда прислуги нет дома.
– А что тебе, Сережа?..
– И потом ты ведь столбовая дворянка, этого забывать нельзя.
– К чему ты все это клонишь?
– встревожилась она, в смятении подняв к седеющей голове холеные, красивые еще руки.
– Пойдешь с матросскими женами укрепления рыть!- заключил он.
Она обрадовалась:
– И всё-то? Зачем так пугать, Сереженька. Минуту спустя спросила:
– А ты?
– Я на бастион. А дом? Дом наш адмирал велел от огня оградить. К морю он близок. Лучше, если бы дома нашего не было... Но адмирал не приказывал сжечь, не подумай. Это только те усадьбы, что за городом англичанам достанутся, те сжечь, мы же не оставим города.
– Как хорошо, что дети наши в Петербурге, - сказала Левашова.