Сказание о мертвом драконе
Шрифт:
— Но почему спим-то мы все тут?! — задала я один из главных вопросов, волнующих мою душу с момента пробуждения.
— Ты пошла спать первая. Торвальд сказал, что теперь вы молодожены и будете спать вместе. Орион сказал, что не позволит. Шон сказал, что будет подсматривать. Ну…И вот, — Линна мелено перевела взгляд с руки, на Альда и на Ориона. — А в итоге какая-то…Фигня. Вы зашли и просто свалились с ног. Орион вон вообще не дошел…
— Поверить не могу, что Хальвар пил.
— Я тоже не могла. Но он так в ванной и заснул. Пойду, посмотрю, где остальные. А ты давай в себя приходи.
— А что…время уже…
— Фрида. Четыре часа дня. Имей совесть.
Глава 13
— Может,
— Если ты расскажешь, то попадешь из царства животного в царство мертвое, понятно?
Оборотень сдулся. Демонстративно махнул хвостом и отвернулся в сторону площадки, где сонная Эстела седлала своего грифона. По ней было видно, что кое-кто до сих пор от праздных дней не отошел. Она постоянно путалась в ремнях, а под конец и вовсе пристегнула к пряжке свой рукав. Что более удивительно, наш тренер это никак не комментировал. Он стоял неподалеку в солнечных очках и, скрестив руки на груди, недвижно смотрел в даль. В какой-то момент мне показалось, что он спит.
— Летите вы дальше, — убитым грустным голосом проговорил сидящий на бочке Хальвар. Цвет его лица сравнялся с цветом волос, и выглядело сие крайне жалко. Даже боевая подруга Жозефина не стала жалеть друга и, брезгливо хмыкнув, улетела в лес. Зато настал час Линны. Сейчас в её арсенале был тот самый необходимый набор, который называется Антипохмелин. Так и завоевывается сердце мужчины. До сих пор не понимаю, что же там было за вино, от которого плохо два дня подряд…
— А где Орион? — оглядев всех присутствующих, я поняла, что кое-кого явно не хватает.
— В воде откисает, — мрачно ответил мне друид.
— Надеюсь, не лицом вниз?
Хальвар задумчиво поднял глаза куда-то вверх.
— Не, лежал в воде и смотрел на небо.
— Пошли, — потряс Торвальд меня за плечо, устремляясь в сторону пустой площадки. А я погляжу, никого не смущает уже присутствие здесь черного дракона? Впрочем, полагаю, конкретнее будет сказать: всем не до этого. Кому какое дело до ободранного черного дракона, когда голова раскалывается, еда в рот не лезет, а кушать хочется, да и ноги ватные…Ужасное ощущение. Да чтобы я ещё раз так напилась!
— Ох, давай недолго сегодня, а то так болит все…Кровать у тебя совсем неудобная.
— Ты хочешь, чтобы я стала доктором?
— В смысле?
— Спросила, где болит, и надавила? Так я надавлю! Шевели булками быстрее, у меня почему-то ничего не болит. А ты здоровый мужик! Хватит жаловаться!
— Вот так всегда…Внутри ты чувствуешь себя хрупкой феечкой Лилой, а все называют тебя Торвальд.
— Ну, тебе виднее…
— А кому виднее, у того кой-че длиннее.
Я проводила печальным взглядом своего развеселившегося напарника. Сейчас бы сидеть с Хальваром на бочке да думать о смысле жизни, а не слушать вот это все. Пиво может быть не фильтрованным, а базар нет. Так, вот это сравнения у меня пошли…Авось, полетаем, освежимся…
Кстати о черных ободранных драконах. А дракон-то не такой уж и ободранный. Да, выглядит он, конечно, не супер. Однако чешуя клочьями не висит, рога не такие потертые, ногти здорового цвета — очнулся дракон, одним словом. Выглядеть менее агрессивно он, впрочем, не стал. Но и на этом спасибо. Теперь я буду летать хотя бы не на восставшем мертвеце, а на…обычном мертвеце. Прекрасно.
— А ты выглядишь получше, — заметила я, застегивая ремни, — как будто алкоголь освежает, а не наши тренировки…
«Это наезд? У меня косяк в зубах, но не в поступках. Поэтому без претензий, пожалуйста. Я все выполняю, как надо».
— Да-да…
Как только
Мы взлетали все выше и выше, пока шум с полей окончательно не утих, оставив после себя лишь ветер, свистящий в ушах. Облака, едва тронутые розовинкой, таяли под напором мощных драконьих крыльев, опускающих тень на виднеющуюся внизу водную гладь. Когда корпуса и шпили башен оставались далеко позади, дышать будто становилось легче. Я чувствовала, как свободен и уверен здесь мой напарник, понимала, что ему, как и мне, по душе молчаливые полеты, лишенные одиночества. И чем прочнее укреплялось это чувство, тем величественнее ощущала себя в седле я сама. Никогда не задумывалась о том, как мы выглядим со стороны. Ведь наблюдателю снизу и в голову не придет, что на таком огромном и мрачном драконе сидит всадник, управляющий действиями столь ненавистного всеми существа. Да, Торвальд отнюдь не добр, скептичен и недоверчив к другим, но со мной он другой, верно? Быть может, потому, что ему отдали приказ, быть может, потому, что и он проникся идеей доверия между драконом и всадником…В любом случае, сейчас я не против полетов на нем. Наверное, даже рада? Впрочем, не стоит думать об этом так уверенно. Сейчас мне кажется, что Торвальд всегда будет стоять рядом, однако, слухи о черных драконах — не просто слухи. Иначе бы они не продержались столетия.
«Довольно странно ощущать эмоции другого, когда привык работать один…»
Я улыбнулась и согласно кивнула.
«Ну, не всегда же ты работал один, верно?»
«Если подумать…То обычно один. Черные драконы одиночки по натуре, им трудно найти контакт не то что с другими, но даже друг с другом».
«Странно, что ты осознаешь это и говоришь об этом так спокойно» — убрала я с лица пряди выбившихся из косы волос.
«У меня было много свободного времени, чтобы все осознать».
Сегодня Торвальд летел на удивление ровно. Никуда резко не сворачивал и лишь уходил вперед, изредка взмахивая огромными крыльями, словно нашей целью на сегодня было улететь из Академии далеко, туда, где и не живет никто. Он был очень спокоен, и мне показалось, что сейчас я могу спросить у него то, что хотела узнать долгое время.
«Торвальд…Ты говорил, что Родреш причастен к твоему попаданию в тюрьму. Возможно, я лезу туда, куда не надо, но…».
«Да из тебя любопытство так и прет, я же чувствую. Никакой толерантности к чужому прошлому».
Я нервно прокашлялась, почему-то оглядываясь назад, словно этим я могла избавиться от внезапно проснувшегося чувства вины.
«Черные драконы действительно питаются падалью. Отчасти это одна из причин, почему и мы начинаем со временем гнить. Но у нас не остается иного выбора, мы живем в условиях, где по-другому не выжить. Думаю, если бы людей оставили без еды друг с другом, и они бы начали есть своих же…»
Я не могла видеть выражения лица своего напарника, но я чувствовала, как в ощущение свободы закрадывается тяжесть воспоминаний. Правильно ли я сделала, если спросила об этом? Но я хочу знать. Быть может, я не смогу помочь. А, может, кое-что действительно в моих руках…
«В детстве я подворовывал и делал это довольно успешно. Затем контрабанда, занимался преимущественно запрещенными свитками, дрался почти каждый день…В то время и спать нельзя было спокойно. С Родрешом я встретился по воле судьбы. Он хотел выкупить все свитки, но за достойную награду требовал и другие, которые, как оказалось, хранились у некоторых Императоров. Зачем ему они понадобились, непонятно. Наверное, хотел…как это говорится, испортить репутацию своих конкурентов…»