Сказание о старине и пароходе с красным флагом
Шрифт:
Дядюшка не любил эти разговоры, едва их терпел. Да раз как-то и отмахнулся от них, пристыдив мужиков:
— Хватит жа, пары-браты, колобродить-то вам, ох жа, на-а-род многоговорный! Чисто Урядничиха наша, сорока языкатая!
Нет-нет и кто-нибудь о самом Дядюшке пустит слух, сам он, мол, с той нечистой силой водится, недаром от его поварни пропадал Демьянов несмышленыш! Да еще и шепотком добавят: куда да пошто этот Мата не в звероловное, не в промысловое время собак своих гоняет, разъезжает невесть по каким местам?
— Он што, кум, штолича, приставской теще, пошто на Олу-то ездиет? Али он двоюродный
Женщины-матери наказывали своим детям и близко не подходить к Дядюшкиной поварне, пугали их тем, что «коло того места чуденьки шабашничают».
Да где уж там! Все мужики, от мальчонки до почтенного старика, души в Дядюшке не чаяли, слетались в его дом, словно морские топорки на птичий базар!
11
Каюрные — подводообязанные, возившие грузы по наряду; ясашные — платившие при царизме натуральный налог пушными мехами.
В летние дни в плохую погоду в его просторной поварне было не повернуться: все туда набивались. Уютно было мужикам у Дядюшки. Особенно в шторм, когда море во всю гудело и расходилось, или же в ветреные дни, когда шумела дяра — большая волна с густой белой пеной, отчего море прямо кипело. Рыба в эти непогодные дни: не ловилась, снасти приходилось убирать, делать дома мужикам было нечего, вот и собирались они около Дядюшкиного теплого очага и развлекались разными бывальщинами и старинами. И сам Дядюшка, всегда веселый, был мастер порассказать и попеть. Никто больше его бывальщин не знал, никто лучше приветить гостей не умел. Много было у него друзей и среди «россейских» — сезонных рабочих соловейских рыбалок. Всем он был кум да брат, Дядюшка наш, незабвенной памяти Матвей Иваныч!
ЧЕРНЫЙ ДЫМ НАД МОРЕМ
Вскоре все разговоры, связанные с загадочным происшествием в семье Демьяна, начисто вытеснились поразительной вестью — в России царя свергли!
Четыре года ничего не было слышно из Руси — война треклятая заслонила землицу нашу. Ничего народ на побережье не знал, кроме слова «война». Что делается на белом свете, не доходило до наших мест. Редко пароходы купеческие проходят — откуда что узнаешь!
Кто эту весть принес, осталось неизвестным. Дядюшки в деревне не было, уезжал он куда-то надолго.
В те времена люди крепко верили в царя-батюшку, как и в бога. Новость эта поразила всех стариков. Многие из них сердцем заскорбели, засомневались в будущей жизни: что теперь будет-то? Как жить станем без царя, без начальства? Ох, смуты будут! Так говорили старики.
Притихла деревня в ожидании будущего. Все уважаемые люди к старосте в дом собрались разузнать все толком. А тот и сам ничего не знал.
— Што же это такое, страсти какие, чево бог-ат смотрит? — причитала на всю деревню Урядничиха.
Пошли самые старые к батюшке, к отцу Игнатию: как-никак человек книжную мудрость разумеет, к тому же много лет народ утешал от разных горестей, служил много во здравие рода людского, о царе проповедовал как о «ставленнике божием на земле», а теперь — как так получилось —
— Не нашего ума дело, молитесь лучше за грехи свои!
Незаметно как-то на этот раз Дядюшка приехал из своих странствий. Понятное дело, все мужики — к нему!
Дядюшка всех своих друзей-гостей встречает с радостной улыбкой, веселым добрым словом. Хозяйничает сам, блюдо с горой мяса разносит, угощает… Чай в кружки подливает, в усы посмеивается. Когда все угостились, сел на чурбачок к огоньку камелька и спросил:
— Чево, пары-браты, худым-то умом все стали? Каки-таки заботы одолели? Пошто залиховали-то?
Начали тут все наперебой выкладывать все новости, все сомнения, людские страхи. Дядюшка-то даже не удивился, как будто не ахти какие это новости. Видно, он слышал об этом. Долго всех слушал внимательно и наконец заговорил:
— Слыхал я, пары-браты, об этом от одного ольского приятеля — в тайге с ним встретился. Давненько, однако, царя-то не стало. Поди-ка уж и два года, как Россея живет без царя, да в нашу-то сторону вести не доходят сразу. Сами вы, пары-браты, в ановдышные [12] года-то, как война ерманская началась, не раз слыхали по тракту от встречных-поперечных и россейских людей, хто такой есть наш царь-батюшка! Помните, поди-ка, разговор-то инского посельщика? Он еще ковды сказывал, што царек-то наш — полоумненький, бессильный. В пятом годе, тогда еще много православного народа погубил, наш царь-батюшка пушками в него стрелял! С ерманским государишкой, с таким жа, как сам, недоумком связался, отчего и война-драка на весь мир разгорелась. От войны этой простой народ-то больше страдает! Много, бают, в Россее мужиков пропало, бабы с детишками осиротели. Посудите сами, как им жить-то приходится… Страшное это дело! Вот и разгневался тамошний народ и прогнал царя-то! Как там теперича живут — сами поживем и узнаем!
12
Ановдышные — давние, прошедшие годы или дни.
Долго в тот вечер мужики с Дядюшкой говорили… Расходились задумчивые, молчаливые. Кое-что как будто прояснилось. Прав Дядюшка: что будет дальше — время покажет!
Только близкие друзья Дядюшки меж собой вслух поопасались: как бы худа ему какого не было — не донес бы кто до начальства. Царя не стало, а начальство еще осталось. Хорошо, что в нашу-то деревню приставские стражнички не показываются — тогда не сдобровать бы нам с Дядюшкой: не любит начальство такие разговоры, называет их «высокоумием» и наказывает за них. Обошлось, однако!
Жизнь в деревне шла по-прежнему, своим чередом.
Матери и жены радовались — никто теперь их мужчин в далекую дорогу гонять с собаками не будет. О начальстве что-то стало совсем не слыхать.
Однажды староста послал трех каюров, в том числе и Демьяна, на Олу с упряжками: груз там какому-то купчишке заблудшему понадобилось вывезти.
Приехав, каюры привезли очередную новость и удивительное слово — революция!
— Сказывают люди бывалые — царских прихвостней в Россее совсем прогнали! Революция там!