Сказание о Старом Урале
Шрифт:
– Маремьяну ко мне!
– Изволили запамятовать, сударь-с: на погосте она со всеми.
– Ишь ты! И старуха, стало быть, там? Небось когда мой час пробьет, вас за гробом плетями придется гнать?
– Чур, чур, наше место свято! Страсти какие, господь с вами, сударь-с...
Демидов резко обернулся на знакомый, давно не слышанный голосок... Сама пожаловала!
– Сусанна Захаровна! Самойлыч, вон!
Она кинулась к нему, охватила его шею, целовала часто, шептала, задыхаясь
– Родимый! Радость моя! Воротился? Соскучилась, тоскую, а он там, в Петербурге, и бровью не ведет... Дай поглядеть на себя. Нарядный какой! Тревожилась... Здоров ли?
Сусанна увлекла Демидова в глубокое кресло, прижалась вся к его груди.
– Притомился, поди, с дороги, а я вот так сразу и к тебе?
– Милая! Всю дорогу только о тебе и думал. Скучал. Вижу теперь, слава богу, что ты прежняя. Нет, лучше прежней.
– Неужли печаль о тебе меня не состарила?
Демидов взял в ладони ее лицо.
– Рано тебе стареть!.. Скажи-ка... Прокопий-то как тут? Что-то у вас приключилось? Где он? Почему отца не встречает?
– На погосте. Жалится по Настеньке. Скоро воротится.
Акинфий позвонил лакею.
– Самойлыч, вели кому-нибудь мигом слетать на погост и сказать сыну о моем приезде.
Сусанна все нежнее ластилась к своему властелину.
– Расскажи, как жила без меня?
– Жила-поживала, тоску наживала. Вторую неделю бессонницей маюсь, тебя ожидая. Сны про тебя ласковые видела. Иной раз пробужусь от забытья и будто слышу колокольцы. Соскочу с постели – только тогда и пойму, что мерещится.
– С чего это хроменькая утопилась? Когда?
– В самый день, как командир проехал.
– Небось Прокопий обидел?
– Кто их знает! Девичья жизнь, как веточка неокрепшая – любой ветерок сломать может. Да не думай ты о грустном с приезда! Лучше расскажи, как в столице без меня проказничал. Страсть люблю такие рассказы. Меня-то когда в Петербург свозишь? Вот небось где жизнь-то веселая!
– Ох, Сусаннушка, лучше и не спрашивай. Такая жизнь, что в озноб кидает.
– Матушки государыни полюбовничек небось скучать ей не дает? Всю Россию к рукам прибирает? Так, что ли?
– Тише, родимая! Лучше не поминай про него. За одни слова, какие сейчас молвила, голову с тебя снимут да и мою не помилуют.
– Как велишь.
– Да не велю, родимая, а прошу только: про герцога поосторожнее! А лучше до поры и вовсе о нем не поминай.
– Батюшки мои! Сейчас только приметила: паричок новый. Французский, наверно?
– Нет, немецкий. Теперь в столице такие носят. Одежу тоже при дворе на немецкий лад стали шить. И еще мода завелась табак нюхать.
– Государыню, поди, увидеть довелось? Вот счастливый-то!
– Раза три
– Уж, верно, обыграла тебя в карты-то?
– Еще бы! Да как обыграла! Закон такой... Играть-то с ней надобно с умом. Всех обыгрывает...
– А иначе-то как? На то и государыня. Вовсе, поди, не старится?
– Гм... Сказать по правде, Ее Величество не выглядит здоровой. Сильно располнела, и цвет лица не то чтобы... благополучный... Никогда не была красавицей, а теперь... У государыни, сказывают, болезнь каменная... Но, главное, что ко мне по-прежнему ласкова и милостива.
– А Бирон-то каков?
– Тише, тише... Герцог – красавец, куда там! Ловок, строен, весел... Еще бы! Со всех сторон вельможи с поклонами до земли всякие богатства в подарок несут. Деньгами просто засыпают его. Едва ли успевает считать. Сорит ими, как шелухой от орешков.
– На моей тройке, поди, теперь раскатывает?
– Все еще не забыла моего грешка?
– До смерти тех коней не забуду.
– А вот и позабудешь! Поглядишь на новый мой подарочек – разом о старом позабудешь.
Выскользнув из объятий Демидова, Сусанна лукаво прищурилась.
– Подарочек привез? Родимый ты мой! Покажи скорей. Балуешь меня, капризницу!
– Как же не баловать? Чай, милее всех на свете!
– Хитрющий какой. Лаской-то вы нас, бедняжек, с ума и сводите. Думаешь, не понимаю, что подарочком хочешь за столичные грехи откупиться? Со знатных красавиц, поди, глаз не сводил? Знаю я тебя, проказника.
– В мыслях такого не имел. Верен тебе и дома и в столице. Как лебедь своей лебедушке.
– Знаю, знаю! Только я о другом наслышана. Мимо любой идешь, глаз не зажмуриваешь. Какие уж там лебеди! И на утиц охотишься.
– И не стыдно так о возлюбленном думать?
Демидов крепче привлек к себе женщину, страстно ее поцеловал. Она отвечала на ласку, жарко шептала ему в самое ухо:
– Скоро и ноченька настанет для нас с тобой...
– Ах ты, греховодница моя милая! Знаешь, как я...
Но в кабинет постучали. Демидов вздохнул и отстранил от себя Сусанну. Явился сын.
– Здравствуй, батюшка.
– Рад видеть тебя в родных местах, сынок.
Отец с сыном расцеловались.
– Как тебе тут в родительском доме без родителя жилось?
– Дома родительского нигде и никогда не забывал. Ни в радости, ни в печали. Так нас и матушка покойная учила.
– С чего это у тебя лицо нахмуренное? Вместо христианской печали от похорон – совсем иные чувства в твоем взоре. Приказчика моего Шанежку видел?
– Повстречал.
– Почему он-то сюда ко мне не торопится?