Сказание о Старом Урале
Шрифт:
– Мир вам, люди добрые. Стало быть, у теплинки греетесь? Давненько я из лесу ваш огонек приметил. Невдомек было, кто в глухомани эдакой его палит. Хотел сторонкой обойти, да еле ноги вызволил. Болота тут.
– А ты, человече, хоть знаешь, где шел и куда пришел? – спросил пришельца пораженный углежог.
– Как не знать! Лесами и болотами шел.
– По трясине ты пришел, где ни зверю, ни человеку пути нет.
– Свят, свят, свят! Чего ты сказал: по трясине? Что-то не видал ее. Все время лесом шел. Он на трясине
– Топями, говорят тебе, ты пришел.
– Шуткуешь? Да разве по топям пройдешь?
– Значит, пройдешь, коли до нас добрался!
– Будет пугать-то! Лучше сказывайте, мужики, чего тут робите?
– Демидовские мы. На дознатие согнаны. Плети по нашим хребтам пробуют.
– Чудеса! Вас плетями хлещут, а вы сидите? Чать, цепей на вас нет. Пошто не убегаете?
– Куда по трясинам убежишь? Нас сюда по тропке пригнали с повязанными очами. Вот и сидим.
Пришелец недоверчиво огляделся, зябко тер руки.
– От ваших сказов в холодок кинуло. Дозвольте обогреться.
– Что ж, погрейся.
Пришелец сел, протянул руки к огню. Теперь люди хорошенько разглядели его. Ростом низенький. Лицо в морщинках. В хилой бородке все волоски можно пересчитать. Треух надвинут по самые брови. Подол рыжего зипуна весь в бахроме. Только глаза лучистые и живые. Поблескивают там искорки душевной доброты, и не боятся они того, что видят перед собой.
– Откелева шествуешь? – спросил углежог.
– Про то покамест толковать рановато. У всякого здешнего дорожка издалека.
– И то. Знамо дело, издалека, коли на Ялупан лесами по доброй воле пришел и душу живу сберег! – В тоне углежога звучала насмешка. Видимо, он заподозрил какую-то хозяйскую хитрость, может, новый прием допроса...
Но пришелец подскочил как ужаленный.
– Стало быть, я на Ялупан вышел?
– Знамо дело.
– Спаси господи! Говорили мне про него! Худое сказывали!
Взгляды всех становились все менее дружелюбными. Углежог прямо спросил пришельца:
– Ты лучше, тухлая душа в лаптях, сказывай, зачем сюда притопал. По тайной тропе, паскуда, шел? Подлость в тебе небось приказчикова?
– Какого приказчика?
– Демидовского. Шанежкой кличут.
– Не слыхивал про такого.
– Не слыхивал, старый мухомор? Небось сам приказчик тебя и подослал к нам, чтобы ты чудотворцем прикинулся да правду про нас выпытал. Смотри, пришибем тебя, Иуду, так и греха на душе не будет!
Пришелец боязливо попятился.
– Экий ты злой! Грех какой на человека возвел. На Катерининск путь держу. Дороги не знаю, вот и иду прямиком.
– Будет завирать! Сказывают тебе, что по трясинам нет пути для человека. Стало быть, ты подлюга хозяйская. – Углежог схватил пришельца за ворот. – Сказывай, кто подослал? Душу одним разом вытрясу.
Пришелец с силой отшиб руку углежога.
– Ты это брось! Не гляди, что с виду лядащий. От сохи
– Не трожь человека, – сурово сказал углежогу Кронид.
Пришелец вновь подсел к костру.
– Вот она, нонешняя жизнь человечья. Все друг на друга зубы скалим. Бары нас за ворот хватают, а от тех и свояки не отстают. Злобимся, ибо правды на земле отыскать не можем. Бог ее от нас далеко сокрыл. Ему господа пудовые свечи теплят, может, потому он наших копеечных и не примечает. Нет для нас правды на земле, утопла в синем окияне-море. Паренек-то небось внучонком тебе приходится?
– Угадал.
– Эк как его окровянили! Небось того же приказчика работа?
– Угадал.
– А отчего малец-то здеся? На что он приказчику надобен?
– Со мной пришел.
– Ишь ты! Не отпустил деда на муки одного? Ты, стало быть, тяжесть спора с хозяином и на его плечи наклал? На пытку пошел и парнишку прихватил?
– Жили вместях и помрем такоже.
– А пошто мальцу помирать? Он, поди, еще и в лаптях по земле не хаживал. Ты его лучше отпусти.
– Куда?
– На вольную волюшку.
– Да понимай, человек, что отселева нельзя уйти, коли хозяева не отпустят. Тебя поутру самого начнут плетями выпытывать, как сюда объявился.
– Пустое плетешь. До утра и след мой простынет. Сейчас он на росе знаток, а взойдет солнышко – и не станет памяти о моей гостьбе у вас.
– Да как же ты пойдешь трясинами?
– Да так и пойду, как шел, только в другую сторону. – Кронид в испуге перекрестился. – Зря крестишься! Нечистая сила мне не помогает. Только сам рассуди: уж ежели топи сюда допустили, значит, и отсюда путь не заказан.
– И вправду перед утром уйдешь?
– Обязательно. Передохну малость и опять в путь-дороженьку.
Пришелец зевнул и быстрым кошачьим движением свернулся в комок у огонька.
Потекли минуты.
Пришелец мирно спал у чужого костра. Люди у огня не сводили с него глаз, погруженные в свои раздумья. Паренек прижался к коленям деда. Всех охватило глубокое волнение. Ведь приход этого странника граничил с чудом и наводил на мысли, прежде просто недоступные воображению.
Проснулся гость внезапно и сразу сел. Отряхнулся, как утенок, выскочивший из воды, размял затекшие члены.
– Вот и поспал малость в тепле. Спасибо вам за приют и за то, что не шепнули про меня истязателям вашим. Озадачил, выходит, я вас своим приходом? Неужто самим уйти неохота?
– Охоте как не быть, да одной охоты мало. Сперва путь по топям распознать надо.
– Напрямик тоже нехудо.
– Неужли в самом деле просто напрямик пойдешь?
– Сейчас и пойду.
– Погляжу! – с прежней недоверчивостью сказал углежог.
– Гляди, гляди! Копеечку за то просить не стану. Погляжу на вас и чую, что веру вы в себя от барских окриков утеряли.