Сказание о Старом Урале
Шрифт:
– Пошто согнал? – сухо спросил Строганов.
– Поговорить хочу без лишних свидетелей. Ты своих тоже отошли.
– У меня от моих воевод тайн ратных нет. Говори. Послушаем.
– Я, однако, пойду? – вопросительно проговорила Серафима. Она как раз наказывала дворецкому, какое питье еще подать к столу.
– Пошто же тебе уходить от нашего стола? – сказал Семен. – Чать, хозяйка. Зачинай свой сказ, воевода.
– Хоть ты и Строганов Семен, все одно не могу поверить, будто душегуб Ермак не бывал на Чусовой. Сам посуди,
Куренев во время своей речи переводил отечные глаза с одного строгановского военачальника на другого и дольше всех задержал свой тяжелый взгляд на Ермаке. Однако тот сохранял полнейшее спокойствие и невозмутимость.
– А тебя, муж ратный, уж не ведаю, какого ты звания, где-то я видел.
– Тебе померещилось, воевода, – спокойно сказал Ермак.
– Нет, и впрямь я тебя где-то видел. У меня память на всякий лик человеческий завидная.
– Я за всю жизнь дальше Камы нигде не бывал.
– Неужли обмишурился? Больно ты схож с одним человеком. Имечко твое как?
– Василием Олениным кличут.
– А кем он у тебя, Семен Аникиевич, маячит на Чусовой?
– Людей ратному делу обучает.
– Так... Чусовую с Камой он хорошо ведает?
– Мои люди дело знают и все реки ведают. За своим в оба глядим. На то и купцы.
– Вот, значит, хозяин, дашь мне в поводыри Василия Оленина, когда пойду отсюда Ермаковых душегубов искать.
– В своих вотчинах я по царской воле сам за всеми чужими и своими людьми гляжу и ни в чьей помощи не нуждаюсь.
– Как так? Я – царев слуга. Гляди, на груди у меня орел двуглавый.
– Дальше этого городка я тебя по Чусовой не пущу.
– А ежели не послушаюсь?
– Найду и на тебя управу.
– Дружины выставишь?
– Глядя по тому, как дело обернется.
Куренев нахмурился.
– А ты и впрямь нравом крут. Так и доложу в Москве, что не пустил меня Строганов Семен на Чусовую разбойников искать. На Каму тоже закажешь дорогу?
– Посередине плыви, а надумаешь в какой приток свернуть – на моих ратников наткнешься. Те не пустят.
– Крепко заборонился от царского закона.
– Грамотами дарственными царь Московский и всея Руси дал волю Строгановым в здешнем крае свои законы иметь.
– Тогда давай по-другому сговариваться. Разумею, что поклепов на себя не любишь? Слушай. По весне мои дружинники побили Ермака возле Вятки. Так ошпарили окаянных разбойников, что те едва ноги от нас уволокли и на Каму подались.
– Пошто же совсем их не кончили? – усмехнулся Строганов.
– Рубиться пристали.
– А самим от Ермаковых людей тоже по зубам попало?
Куреневу эти слова почему-то показались веселыми. Его живот затрясся от смеха.
– Угадал! Утаивать не стану. Попало и нам на орехи. У Ермака – отпетые молодцы, молотить
– А ты сам скажи.
– Ермаковы люди, супротив атамана своего мятеж учинившие. Ермака в трусости обвинили и покинули; над собой нового атамана, по кличке Знахарь, поставили. Этого Знахаря я в полон взял. Пытал его на угольках, пока он чистую правду не выложил. А сказал нам, будто Ермак со своей вольницей к тебе, Семен Аникиевич, на ратную службу нанялся. Что ты на это скажешь?
– Мало ли что под пыткой разбойник сболтнет.
– Верно. Бывает и так, что вранье глаже правды с языка сползает. Только сдается мне, что в словах Знахаря и толика правды есть.
– Велишь понимать, что Ермака в моих вотчинах от царского розыска укрываю?
– Так думаю.
– Ладно. Обыщи всю Чусовую, только вместе со мной.
– Да ты не серчай, Семен Аникиевич.
– Обыщи, огляди Чусовую. Найдешь разбойников – твои, а не найдешь...
– Тогда что?
– Об этом после потолкуем. Но толковать будем по-другому и не за трапезным столом.
– Погоди. Против твоей воли не пойду. На рожон из-за ватажников супротив тебя не полезу. Понимаю, что в твоем немалом хозяйстве разбойники тебе не надобны.
– По-другому запел? Отказываешься? Уплывешь на Москву и станешь слушки про меня пускать?
– Господь с тобой!
– Так я твоей божбе и поверил!
– Не веришь царскому воеводе?
– Нашел чем хвастаться! На своем веку разных воевод вдоволь навидался. Отучили меня на слово верить.
– На Чусовую не поплыву. Там вогулы злые.
– На Каме они тоже не добрее.
– Там они твои. Приучил их по-мирному жить. Каму ты мне помоги оглядеть. Ведомо мне, будто есть на ней островок по названию Медвежий. Чую, что на нем Ермак и схоронился. Так мне кое-кто из твоих людей подсказал. Я бы сам к нему подался, да людишек при мне самая малость.
– Ладно. Поводыря к острову дам. Только ведь он у вогулов за священное место почитается. Помочь тебе сойти на его берег не могу, сговор у меня с язычниками не нарушать их запрета, ногой на остров не ступать.
– А я ступлю. Царский воевода на любое место в государстве ногу ставить волен.
– Не отговариваю, но упреждаю, как гостя.
Серафима налила воеводе новую чару браги, и он осушил ее одним духом. Ермак спросил Куренева:
– Дозволь спросить, что с тем атаманом новым сталось? Как его, Знахарь, что ли?