Сказания о Русской земле. Книга 3

Нечволодов Александр Дмитриевич

Князь Андрей Михайлович Курбский происходил из ярославских князей, прямых потомков Владимира Мономаха. Будучи одних лет с Иоанном, он был очень любим им и послан, как мы помним, в 1559 году воеводой в Ливонию с замечательно ласковым царским словом при расставании. Удаление Сильвестра и Адашева, с которыми Курбский был чрезвычайно близок, заставило его опасаться и за свою будущность, особенно после того, как он понес в 1562 году по своей вине поражение при Невеле от литовцев и его постигла, вероятно за это, опала Иоанна, выразившаяся, по-видимому, в отобрании части его имения. Тогда вместо того, чтобы, как надлежит доброму царскому слуге, терпеливо снести наказание, им заслуженное, Курбский решил изменить Иоанну и Родине. Он завел какие-то подозрительные сношения со шведами, а затем и с бывшим

с нами в войне Сигизмундом-Августом при посредстве литовского гетмана Николая Радзивилла Рыжего и подканцлера Евстафия Воловича.

Сигизмунд-Август считал делом чрезвычайной важности переход Курбского на свою сторону; понимая это, Курбский со своей стороны выговорил себе очень почетное и обеспеченное положение в Литве и согласился на предложение короля только после того, когда тот заставил присягнуть своих радных панов, что все требования Курбского по вознаграждении его будут выполнены. Тогда, оставя свою жену и малолетнего сына на произвол разгневанного государя, Курбский тайно покинул вверенные ему войска и перебрался в Польшу; здесь он сейчас же получил в начальствование один из отрядов, действовавших против нас, и стал всячески побуждать Сигизмунда-Августа вести войну против Иоанна с возможно большим ожесточением. Таким образом, поступок Курбского был во всех отношениях глубоко обдуманной и тщательно заранее подготовленной изменой, ничем не оправдываемой.

Однако далеко не так смотрел сам Курбский на свой поступок, что ясно видно из его писем к Иоанну, где он вполне оправдывает себя и поносит самым непристойным образом как государя, так и его покойную мать. Общепринято думать, что Курбский послал свое первое письмо к Иоанну с верным своим слугою Василием Шибановым, причем Грозный царь, читая это письмо, в бешенстве воткнул свой жезл в ногу Шибанова, а затем отправил его на пытку. Но в действительности, по-видимому, этого не было, так как Шибанов не бежал в Литву со своим господином, а был схвачен в Москве; когда же его пытали с целью узнать про измену Курбского, то он отзывался о нем так, как подобает доброму и верному слуге говорить о своем господине, и это поведение Шибанова заслужило полное одобрение со стороны Иоанна.

Курбский в своих письмах, дерзких и грубых, возводит на Иоанна обвинение во всевозможных жестокостях, причем многие из этих обвинений были в действительности ложными, настаивает на благотворном действии боярского совета и оправдывает свою измену старинным боярским правом отъезда, потерявшим, очевидно, в его время всякий смысл. Затем Курбскому крайне не нравится новый титул царя, принятый Иоанном, и он насмешливо называет его «прегордым и Царским величеством»; не нравится также ему и то, что Иоанн приблизил к себе дьяков, «преимущественно из поповичей, или из простого всенародья», причем двум из них, как мы помним, Выродскому и Ржевскому, государь поручал даже воинские отряды. Сам Курбский высоко ставил свое происхождение и пытался в Польше величаться князем Ярославским.

Письма Курбского вызвали, как мы говорили, пространные возражения Иоанна, написанные страстно и горячо; в них он обнаруживает свою обширную образованность и приводит многочисленные выдержки изо всего им прочитанного в жизни: Священного Писания, изречений древних мудрецов и греческой и римской истории с целью доказать основное положение своих поступков, что «нет власти, аще не от Бога»; «Самодержавства нашего начало от Святого Владимира, – писал он, – мы родились на Царстве… а не чужое похитили, потому подобает ли попу и прегордым лукавым рабом владети, Царю же только председанием и царствия честью почтенну быти, властью же ничем же лучше быти раба? Тщюся с усердием людей на истину и на свет наставить, да познают единаго истиннаго Бога, в Троице славимаго и от Бога данного им Государя, а от междоусобных браней и строптиваго жития да отстанут, коими царства растлеваются. Ибо если Царю не повинуются подвластные, то никогда междоусобныя брани не прекратятся…». По поводу измены Курбского, который объяснял ее получением от своих друзей известия, что Иоанн хочет его казнить, государь

писал ему: «Зачем ты за тело продал душу? Побоялся смерти по ложному слову своих друзей? От этих бесовских слухов наполнился ты на меня яростью?.. Зла и гонений без причины от меня ты не принял, бед и напастей на тебя я не воздвигал; а какое наказание малое и бывало на тебе, так это за твое преступление: потому что ты согласился с нашими изменниками, а ложных обвинений, измен, в которых ты не виноват, я на тебя не взводил, а которые ты проступки делал, мы по тем твоим винам и наказание чинили».

М. Герасимов Царь Иоанн Грозный

Курбский обвинял Иоанна в том, что он призвал к себе князя Репнина во время пира и заставил надеть шутовскую маску, причем Репнин сорвал ее с лица, растоптал и с гордостью ответил: «Чтобы я, боярин, стал так безумствовать и бесчинствовать», и что будто за это он был убит через несколько дней в церкви во время службы, равно как и князь Юрий Кашин, убитый в ту же ночь на церковной паперти. Иоанн отвечал на указанные обвинения, что люди, выставляемые Курбским столь невинными агнцами, были на самом деле клятвопреступниками и изменниками и заслуженно понесли свое наказание. «В церквах же, яко ты лжешь, этого не было; а было, как сказал выше, что виновные приняли казнь по своим делам».

Курбский в своем послании хвалился также перед Иоанном храбростью, кровью, пролитой за Родину, и говорил, что ради постоянных отлучек по ратным делам мало видел своих родителей и жену, а должен был проводить жизнь в дальних окраинных городах. Иоанн же в своем ответе высмеивает его за это, указывая, что бранная храбрость имеет цену только при соблюдении верности своему государю и Родине: «аще строения в Царстве благая будут… А что ты говоришь: кровь твоя пролилася от иноплеменных за нас и по твоему мнимому безумию вопиет на нас к Богу, то сие надлежит смеху. Если бы это и было так, то ты сотворил бы только должное отечеству; если же бы не сотворил, то не был бы христианин, а варвар; поэтому упрек этот к нам и не относится».

Укоряя Курбского в измене, Иоанн советовал ему брать пример с его же слуги Шибанова: «Как ты не постыдишься раба своего Васьки Шибанова? Он благочестие свое соблюл: перед Царем и перед всем народом, при смертных вратах стоя, ради крестного целования тебя не отвергся, но хвалил тебя и был готов за тебя умереть…».

Наконец, сознавая, что переписка с изменником-подданным есть недостойная для царя слабость, Иоанн упоминает и про это в своем ответе: «Ло сей поры Русские Государи не давали никому отчета в своих действиях и вольны были своих подвластных жаловать и казнить, не судилися с ними ни перед кем; и хотя неприлично говорить о винах их, но выше было сказано».

Ответ Иоанна, изложенный весьма пространно, вызвал новое письмо Курбского, озаглавленное им: «Краткое отвещание князя Андрея Курбского на зело широкую эпистолию (письмо) великого князя Московского». Умышленно не называя государя царем, Курбский начинает свой ответ словами: «Широковещательное и многошумящее твое писание принял и понял, что оно отрыгнуто от неукротимого гнева с ядовитыми словами, что недостойно не только Царя, но и простого убогого воина… воистину яко бы неистовых баб басни…».

Конечно, такое возмутительное отношение к себе со стороны изменника-боярина довело Иоанна до крайнего раздражения, особенно когда он узнал, что Курбский убедил слабого Сигизмунда-Августа действовать решительнее против Москвы, причем сам Курбский во главе 70-тысячной рати предпринял в 1564 году движение к Полоцку, а Девлет-Гирей Крымский, подкупленный поляками, неожиданно напал на Рязань, в которой не было ни одного воина. Оба нападения окончились неудачей: Курбский во главе с литовцами был с позором отражен от Полоцка, после чего ограничил свои подвиги разорением сел и монастырей; Девлет же Гирей был разбит под Рязанью доблестным воеводой боярином Алексеем Басмановым с сыном Феодором, которые вместе с епископом Филофеем одушевили жителей редким мужеством и отразили все приступы татар с огромным уроном.