Сказания о Русской земле. Книга 3

Нечволодов Александр Дмитриевич

О. Кузьмин. Иван Грозный и митрополит Филипп

Место Филиппа заступил Троицкий архимандрит Кирилл, человек добрый, но слабый.

Подвергая коренному пересмотру боярское землевладение, Иоанн не оставил сидеть на месте и двоюродного своего брата князя Владимира Андреевича: взамен Старицы и Вереи он дал ему в удел Дмитров и Звенигород. По одному иностранному известию, Владимир Андреевич замышлял поддаться в 1568 году Сигизмунду-Августу, но это ему не удалось; по-видимому, он погиб в начале 1569 года, хотя достоверных сведений и подробностей о его смерти не имеется.

В том же 1569 году страшный царский гнев обрушился и на Великий Новгород. Иоанн получил донос от некоего Петра Волынца, что новгородцы во главе с архиепископом Пименом и лучшими людьми хотят передаться польскому королю, с которым мы были в войне, причем грамота об этом уже написана и положена за образом Богоматери в Софийском соборе. Чтобы удостовериться в справедливости полученного доноса, Иоанн послал доверенного человека с Волынцем в Новгород;

грамота действительно была найдена в указанном месте, и подписи архиепископа Пимена и других лучших людей были признаны подлинными.

Это привело Иоанна в неописуемую ярость. Он лично выступил в поход в конце 1569 года из Александровской слободы, решив предать огню, мечу и пожару всех жителей виновной области; разгром начался уже с Клина, причем особенно пострадала Тверь.

2 января 1570 года передний царский отряд подошел к Новгороду и окружил его со всех сторон, чтобы никто не мог бежать. Затем начались страшные пытки, казни и убийства; множество священнослужителей было поставлено на так называемый правеж – взыскание, накладываемое на неисправных должников [6] . Сам Иоанн со старшим сыном расположился на Городище. Игуменов и монахов, стоявших на правеже, он приказал избить до смерти палками и развести по монастырям для погребения. Прибыв в воскресенье в кремль у Святой Софии, чтобы отслушать обедню, царь отстранил протянутый ему владыкой крест и грозно сказал Пимену: «Ты, злочестивый, держишь в руке не крест, а оружие, и этим оружием хочешь уязвить наше сердце со своими единомышленниками, здешними горожанами, хочешь нашу отчину, этот великий богоспасаемый Новгород, предать иноплеменникам, Литовскому королю Сигизмунду-Августу; с этих пор ты не пастырь и не учитель, но волк, хищник, губитель, изменник нашей Царской багряницы и венцу досадитель». После обедни, во время стола в архиерейском доме, Пимен по приказу Иоанна был отдан под стражу, а все его имущество взято в казну. Затем начался суд над новгородцами под непосредственным надзором самого царя. Их по очереди приводили к нему, пытали, жгли какою-то, по словам летописца, «составною мудростью огненной – поджаром», а затем лишали жизни, сбрасывая в воду вместе с женами и детьми; боярские дети и стрельцы ездили в лодках по Волхову и кололи рогатинами и копьями всех выплывающих, чтобы никто не мог спастись. Вслед за этими казнями, от которых погибло, по-видимому, около 1500 человек, Иоанн приказал предать полному разгрому все местности вокруг города, причем уничтожалось не только имущество, но также и домашний скот.

6

Поставление на правеж заключалось в том, что неисправных должников ежедневно выводили на площадь и били до тех пор по ногам, пока долг не был уплачен.

13 февраля 1570 года Иоанн объявил оставшимся в живых новгородцам, что снимает с них опалу, а взыщет только с Пимена и его злых советников, после чего покинул город, направляясь во Псков.

Псковичи в трепете ожидали такой же участи, какая постигла Новгород, так как и они были обвинены в желании поддаться Сигизмунду-Августу. По совету своего наместника, князя Токмакова, при въезде Иоанна в город все жители встретили его хлебом-солью, каждый перед своим домом, стоя на коленях со всей семьею. Это, по-видимому, смягчило Грозного. Предание говорит, что после въезда в город Иоанн посетил юродивого Николая Салоса, который предложил ему, несмотря на пост, кусок сырого мяса, укоряя в кровожадности и предсказывая великие несчастия, если он не пощадит жителей.

Приказав взять лучшие вещи в храмах, а также захватить имущество у псковских граждан и отобрать монастырскую казну, Иоанн чрез несколько дней покинул Псков и вернулся в Москву, где немедленно же началось следственное дело о новгородской измене.

Дело это для нас, к сожалению, не дошло, а осталась только запись о нем в переписной книге Посольского приказа, приведенная Н.М. Карамзиным в «Истории государства Российского»: «Статейный список из сыскного из изменного дела 78 (1570) году на Ноугородцкого Архиепископа на Пимина и на Новгородцких Диаков, и на Подьячих, и на гостей, и на Владычных Приказных, и на Детей Боярских, и на Подьячих, как они ссылалися к Москве с Бояры, с Олексеем Басмановым, и с сыном его Феодором, и с Казначеем с Микитою Фуниковым, и с печатником с Ив. с Михайловым Висковатого, и с Семеном Васильевым сыном Яковля, да с Дьяком Васильем Степановым, да с Ондреем Васильевым, да со князем Офонасием Вяземским, о сдаче Вел. Новгорода и Пскова, что Архиеп. Пимин хотел с ними Новгород и Псков отдати Литов. Королю: а Царя и В. кн. Ив. Вас. всея Руси хотели злым умышлением извести, а на Государство посадить кн. Володимера Ондреевича, в том деле с пыток про ту измену на Новгородского Архиепископа Пимина и на его советников и на себя говорили, и в том деле многие казнены смертью, разными казнями, а иные разосланы по тюрьмам; а до кого дело не дошло, и те с вобожены, а иные и пожалованы. Да тут же список, кого казнити смертью, и какою казнью и кого отпустити…». Казнены были князь Петр Серебряный-Оболенский, Висковатый, Фуников-Карцов, Очин-Плещеев, Иван Воронцов и многие другие; в том числе были лишены жизни и любимцы Иоанновы – столпы опричнины – Алексей Басманов и князь Вяземский; очевидно, царь, желая быть вполне беспристрастным, не пожалел и их; но 180 человек были прощены; архиепископ же Пимен, вероятно, из уважения к его сану, был только сослан в Венев. Так окончилось страшное Новгородское дело.

В. Владимиров. Казнь боярина во времена Иоанна Грозного

Некоторые высказывают предположение, что Петр Волынец сам сочинил грамоту о передаче Новгорода Литве, очень искусно подделав подписи Пимена и других лиц, и затем сам же спрятал ее за образ Богоматери. Решить этот вопрос в настоящее время

не представляется никакой возможности; во всяком случае несомненно одно: Иоанн был вполне убежден в полной достоверности заговора; это ясно видно из наказа его князьям Канбарову и Мещерскому, отправленным в том же 1570 году заключить перемирие с Литвой. Им приказано было отвечать панам, если они спросят про Новгородское дело: «О котором лихом деле вы с государскими изменниками лазучеством ссылались, Бог ту измену Государю нашему объявил, потому над изменниками так и сталось; нелепо было это и затевать: когда князь Семен-Лугвений (сын Ольгерда и отец доблестного князя Юрия Мстиславского, славного предводителя смоленских дружин в битве на Зеленом поле) и князь Михайло Олелькович в Новгороде были, и тогда Литва Новгорода не умела удержать; а чего удержать не умеем, зачем на то и посягать? Если спросят: за что Государь ваш казнил казначея Фуникова, печатника Висковатого, дьяков, детей боярских и подьячих многих? – отвечать: о чем Государский изменник Курбский и вы, паны радные, с этими Государскими изменниками ссылались, о том Бог нашему Государю объявил; потому они и казнены, а кровь их взыщется на тех, которые такие дела лукавством делали, а Новгороду и Пскову за Литвой быть не пригоже».

Из этого наказа совершенно ясно видно, что Иоанн был вполне убежден в измене Пимена и его соумышленников; в таком же случае казнь являлась совершенно заслуженной карой для виновных, и Иоанн следовал в этом отношении примерам своих предшественников – Андрея Боголюбского, Всеволода Большое Гнездо, деда – Иоанна III и отца – Василия III, с той, однако, разницей, что предшественники эти во всем соблюдали чувство меры и казнили только действительно виновных; Грозный же, как мы говорили, в порывах своей ярости часто губил и невинных людей, в чем постоянно горько каялся, когда приходил в себя, как свидетельствуют об этом поминальные записи или синодики, оставшиеся от него в разных монастырях, для вечного поминовения имен казненных им людей; при этом, когда он этих имен не знал или не помнил, то означал просто числом: «Семнадцати человек, Четырнадцати человек, Шездесять дву человек» и так далее.

Знакомясь с порой казней при Иоанне Грозном, не надо забывать, что нравы XVI века во всей Европе во многом отличались от тех, среди которых мы живем в настоящее время. Карл Смелый, герцог Бургундский, живший несколько раньше Грозного, и Людовик XI Французский, которого мы уже упоминали, совершили не менее кровавые, чем новгородский, разгромы городов Льежа и Арраса за измену их жителей; так же беспощадно жесток в борьбе с своим дворянством был известный король датский и шведский Христиан II, умерший за несколько лет до рождения царя Иоанна Васильевича. Современниками же Грозного были, между прочим: Карл IX, король французский, устроивший в Париже по совету своей матери, Екатерины Медичи, знаменитую Варфоломеевскую ночь в 1572 году, когда католики неожиданно напали на спящих в своих домах лютеран, носивших прозвание гугенотов, и беспощадно всех перебили; сын и преемник Густава Вазы, шведский король Эрик XIV проявивший по примеру Христиана II в своей борьбе со шведской знатью нисколько не меньше жестокости, чем Иоанн; уже знакомый нам Генрих VIII, король английский, не останавливавшийся перед казнью своих собственных жен, которых у него было несколько; наконец, дочь этого Генриха, знаменитая приятельница Грозного, английская королева Елизавета, унаследовавшая от отца его жестокость: «чиновники королевы Елизаветы, – говорит известный историк Шлоссер, – действовали в 1570–1572 годах так, что запутали в дело (о мятеже) всех богачей и помещиков севера и запада Англии, чтобы обогатить государственную казну; число казненных католиков простиралось до 800, и в целом округе, на шестьдесят английских миль длины и на сорок ширины, не имелось местности, где не было бы кого-нибудь повешено»; та же Елизавета не задумалась подписать смертный приговор своей красивой сопернице, попавшейся в ее руки, королеве шотландской Марии Стюарт, причем сделала это, по словам Шлоссера, «с отвратительным лицемерием». Предшественница Елизаветы – королева Мария Тюдор и ее муж, король Филипп II Испанский, так ласково принимавшие нашего посла Иосифа Непею, были тоже весьма жестокими людьми; достаточно вспомнить, что Мария Тюдор, не стесняясь, рубила головы своим личным врагам, а Филипп для подавления восстания протестантов в Нидерландах отправил туда с неограниченными полномочиями свирепого герцога Альбу, который учредил знаменитый верховный Кровавый совет, приговоривший 18 000 человек к смертной казни.

Королева Англии Мария Тюдор

Поэтому Иоанн Грозный вовсе не представлял разительного исключения среди своих современников. «Дай Бог, – писал английский путешественник Ченслер, посетивший Россию, про казни Иоанна, – чтобы и наших упорных мятежников можно было бы таким же образом научить их обязанностям по отношению к государю».

Когда император Максимилиан II сообщил Иоанну о Варфоломеевской ночи, то государь отвечал ему, и, надо думать, вполне искренно: «Ты, брат наш дражайший, скорбишь о кровопролитии, что у Французского короля в его королевстве несколько тысяч перебито вместе и с грудными младенцами: христианским государям пригоже скорбеть, что такое бесчеловечие Французский король над стольким народом учинил и столько крови без ума пролил». Папа же Григорий XIII, узнав, что во время Варфоломеевской ночи погибло множество ненавистных ему протестантов, устроил на радостях великолепное ночное освещение Рима (иллюминацию) и приказал выбить по этому поводу медаль.

Император Священной Римской империи Максимилиан II

Не надо забывать также, что многие рассказы о жестокостях Грозного, как мы уже говорили, явно преувеличены. Так, англичанин Горсей, очевидно по слухам, рассказывает, что в Новгороде было убито 70 000 человек, какого числа жителей в нем, конечно, и не было; в синодике Иоанна точно сказано: «Помяни, господи, души рабов твоих, числом 1500 жителей сего города (Новгорода)». Нельзя допустить, чтобы царь, вообще отличавшийся большой правдивостью и набожностью, стал лгать перед Богом.